Если верить репортажам, которые мы слушали, то для американцев война в Афганистане разворачивалась очень медленно. По крайней мере пока. Однако сообщалось, что все идет хорошо. Американские бомбардировщики выполняли свою работу днем и ночью, поражая «тренировочные лагеря „Аль-Каиды“», которые в Вашингтоне называли «террористической инфраструктурой».

Мне было тягостно слушать это. Я узнавал о спутниковых наблюдениях и самолетах, о наших самолетах-разведчиках У-2 и о бомбардировщиках Б-52, о перехваченной информации и о беспилотных самолетах «хищник», которые летали над убежищами врага, словно гигантские стрекозы. Вашингтон действительно гордился всем этим. Но я знал, что они ничего не смогут сделать, пока война будет идти на земле. Все, что видел Вашингтон, — это здания, взрывающиеся перед объективами камер, или крошечные силуэты людей в тюрбанах, которые держали в руках ружья, группировались или перегруппировывались. А слышали они только то, что хотели слышать. Но на это нельзя полагаться, если хочешь знать, что происходит на самом деле. Такую войну надо вести, находясь непосредственно на месте действия и своими руками.

Мы с Кэтлин быстро включились в работу. Ночью, когда вокруг становилось тихо, она рассказывала мне все, что слышала от кочевников и беженцев, которые приходили в течение дня. Они располагали лишь обрывочной информацией, но, по ее словам, никто из них никогда не говорил: «Я не знаю». Поэтому многое из того, что она слышала, было выдумкой, рассказываемой, чтобы порадовать ее. Мы старались собрать информацию о ферме в пригороде Волла-Джора: кто там находится, что они замышляют и как она охраняется. Но одни рассказывали нам, что там, на ферме, были сотни незнакомцев, а другие — что их не было.

— У меня есть один человек, с которым нужно поговорить. Он иногда наведывается туда, — сказала Кэтлин однажды ночью. — Он часто бывает в Волла-Джора и достаточно умен, чтобы выяснить все, что нас интересует. Правда, прошло уже несколько недель с тех пор, как я его видела в последний раз, но в скором времени он снова должен здесь появиться.

— С удовольствием встречусь с ним, — выразил я надежду.

— О нет. Он — мой маленький секрет, — произнесла она.

Той ночью мы долго не ложились спать, разговаривая в темноте. Я рассказывал ей о Бетси и Мириам, а она просто слушала. Другой ночью мы выпили немного «материнского молока» и легли спать рано. Раз в несколько дней, поздно вечером, я просил у Кэтлин разрешения воспользоваться ее спутниковым телефоном, чтобы позвонить Бетси на работу.

Я беспокоился за нее из-за одиночества, которое съедало ее… и всех нас. Но кроме того, меня все больше и больше беспокоили мысли о контейнере, который я оставил в холодильнике в «Джамп-старт». Прошло уже много времени, и с каждым днем опасность, что его кто-нибудь обнаружит, возрастала. А если это случится, трудно представить, что тогда произойдет. Но я в это не верил. Однако я понимал, что он по-прежнему представляет смертельную угрозу — это был меч ангела смерти.

Когда Бетси брала трубку, мы разговаривали недолго и в основном об одном и том же, будто читали заранее выученный сценарий.

— У тебя все хорошо?

— Отлично.

— Я делаю кое-какие успехи.

— Замечательно.

— Я люблю тебя и очень по тебе скучаю.

— Мы тоже тебя любим и скучаем по тебе.

И все. Это было совсем не то, что я хотел и мне было необходимо услышать. Но по крайней мере я знал, что они живы, и у них все хорошо, и катастрофа, которая могла случиться, пока что не произошла. Звонки вселяли в меня надежду, что, когда я вернусь домой, мы сможем жить так же, как и прежде. Я верил, что, пока Бетси и Мириам живы и находятся в безопасности, у меня всегда будет такая возможность.

Каждую ночь, засыпая на своей койке в глиняной хижине посреди влажной африканской пустыни, я отправлялся к себе домой в Уэстфилд. В комнате с телевизором я проходил мимо большого дивана, который мы купили в дисконт-центре рядом с Витчитой. Он был достаточно широким — мы втроем умещались на нем и хрустели поп-корном. Я заглядывал в комнату Мириам, в ее маленькую двухъярусную кровать, которую сделал для нее сам из тонких брусьев. Она была не особенно похожа на девчачью кроватку, но я подумал, что ей будет весело забираться в нее. Так и было. Теперь на втором этаже жила кукла Барби со своими друзьями. Много раз я представлял Бетси с книгой на нашей кровати. Она лежала, натянув простыню до подбородка, и, кроме этой простыни, на ней ничего не было. Она никогда не верила рассуждениям о том, что спать в белье полезнее, хотя и старалась в это поверить. Я видел Мириам на кухне. У нее были молочные усы и растрепанные волосы. Она изучала сухой завтрак с осторожностью взломщика сейфов, кладя розовые хлопья на один край ложки, а желтые — на другой.

Мне казалось, что если я буду думать о доме, пока бодрствую, то рано или поздно он начнет мне сниться. Иногда мне казалось, что так оно и происходит.

Днем я выполнял работу плотника. У ящиков для снарядов 50-го калибра была подходящая форма и размер для изготовления ульев, но надо было делать рамки для сотов, которые вставлялись внутрь. Еще до моего приезда Кэтлин научила сомалийского плотника выполнять кое-какую работу, но когда он исчез, и никто не знал куда, она обучила меня.

— Знаешь, нужна большая точность, — говорила Кэтлин, — такая же, как у пчел. Верхняя часть рамки должна быть шириной тридцать пять миллиметров, чтобы она могла висеть, и при этом между рамками должно оставаться расстояние около семи с половиной миллиметров — пространство для пчел. Ты записываешь? Если расстояние будет больше, то пчелы начнут искать другое место для строительства сотов или станут неаккуратными. Нам ведь не нужно, чтобы пчелы вели себя неаккуратно? Если же оно будет чуть меньше, то это затруднит им движение. У этих малышей свои привычки. Как и у всех нас.

— Я пытался найти инструменты, — заметил я.

— М-м, инструменты? По-твоему, инструменты — это такая уж большая проблема? Разреши задать тебе один вопрос: ты видел здесь много пчел?

— Только тех, что позади офиса.

— А цветов?

— Нет, дай подумать. Ни одного.

— Верно, — сказала Кэтлин. — Хотя кое-какие цветы здесь все же есть. Но мы строим ульи не для этих мест. Большая часть людей приезжает сюда из провинций Сомали, где много зелени. Я знаю, в это трудно поверить, но здесь очень много пчел, но почти нет инструментов для изготовления ульев. Мы даем людям ульи, и показываем, как их делать, чтобы, вернувшись, они могли делать их сами. Дома они используют в качестве инструментов то, что у них есть под рукой, а не ждут у моря погоды.

Она достала из кармана рифленый патрон:

— Узнаешь?

— «Калашников».

— Молодец, мальчик. Гильза от «Калашникова» точно тридцать пять миллиметров в длину, а на конце у нее имеется небольшая бороздка, там, где вставляется пуля. Диаметр пули — 7,26 миллиметра. По-моему, прекрасный инструмент, чтобы отмерять пчелиное пространство. — Она была довольна собой. — Мы импровизируем с тем, что у них есть.