В Керичо это слово означает совсем не то, что повсюду. Чаевые – плата за чайные листья, целый год сдаваемые фермерами на фабрики. Большая часть чая выращивается в Кении не на плантациях, а на небольших участках, но сумма выходит крупная. В общей сложности – десятки миллионов долларов.

В Керичо со всей Кении слетаются торговцы, проститутки, карманники. Несколько недель в гостиницах, ресторанах, барах кипит бурная жизнь. «Чайный отель» принимает самых солидных фермеров и самых презентабельных путан, а затем вновь на целый год погружается в спячку.

На следующее утро Питер пришел меня проводить. В свежем, почти морозном воздухе от дыхания клубился пар. Для полноты ощущений не хватало лишь хрустящего ноябрьского ледка на лужицах.

– Иней у нас – обычное дело, – улыбнулся гид. – Все-таки два километра над уровнем моря. Вот снега не припомню, даже когда температура опускалась до нуля. Зимой, в июле-августе, кусты, бывает, подмерзают. Но вообще чай – растение морозостойкое. Рассказывают, что на севере Индии и под снегом выживает.

Открывая машину, я вспомнил про дождь.

– Не волнуйся, – успокоил Питер. – Он идет после обеда, а сейчас нет и девяти. Дождь каждый день – для роста чая лучше не бывает.

Спускаясь на жаркую равнину, я думал о капризах природы, создавшей в экваториальном пекле прохладный, влажный чайный рай, и о символичной композиции в вестибюле «Чайного отеля». Впервые в гостиницах прозападной Кении, всегда гордившейся своим положением форпоста британского мира на востоке Африки, среди часов, показывавших время в разных поясах, я встретил циферблат с надписью «Москва».

– Повесили для разнообразия, – пояснил дежурный. – А теперь ни за что не снимем. Россия стала покупать кенийский чай, с каждым годом все больше. А для нас, жителей Керичо, чай – это все.

В ту пору чайная столица жила по московскому времени с осени до весны, а после того, как Россия перестала переводить стрелки часов, оказалась с Москвой в одном поясе уже постоянно, круглый год. С одной стороны, – перемена, вроде бы, отменила надобность в часах, с другой, – символически подтвердила изменения, происходившие в наших торгово-экономических отношениях.

Посещая Керичо, я уже многое знал о чае. На западе, где находится город, расположен один из двух кенийских районов чаеводства. Другой район раскинулся неподалеку от столицы, и до него я, естественно, добрался гораздо раньше. Там меня тоже встретил дождь. Правда, не такой обильный. Он был мелкий, противный, достойный туманного Альбиона и прекратился лишь к полудню. Когда лучи солнца прокололи мрачные низкие облака и округа мгновенно окрасилась в золото, мой спутник, управляющий старейшей плантацией страны «Мабруки» Ивэн Муриу, повеселел.

– Вот настоящий цвет чая! – воскликнул он.

Решительно стряхнув с себя надоевшую холодную морось, он прибавил шагу. Вокруг все склоны гор покрывали невысокие кусты, создававшие подобие идеального английского газона. Сравнения с Британией то и дело возникали с той минуты, как улыбчивый Ивэн, вызвавшись лично показать гостю владения, шутливо заметил:

– Дождь – не самое удачное время для прогулок, но, когда идешь туда, где растет лучший английский чай, трудно ожидать иной погоды.

На самом деле плантация «Мабруки» отделена от Лондона тысячами миль. Она находится почти на экваторе, в нескольких десятках километров от Найроби. В ясный день многоэтажный центр столицы Кении виден отсюда невооруженным глазом. Но чаще над полями висят облака – даже когда светит солнце.

Сочетание дождя и света – как раз то, что обожают чайные кусты. От 1000 до 1500 миллиметров осадков в год, выпадающих почти равномерно, за исключением части января и февраля, теплое солнце, теряющее на наклонной поверхности гор вредоносную жгучую силу, дают возможность собирать урожай круглый год. Плантации возделывают в Кении на оптимальной высоте в полтора-два с половиной километра. Ниже – слишком сухо, выше – слишком холодно.

Если прибавить плодородную красную тропическую почву из высокогорной породы и вулканических выбросов, то условия для возделывания чая образцово-показательные. Придирчивые британцы давно это поняли. Не зря половина английского чая, причем самые ценимые знатоками сорта, делается из листьев, произрастающих в Кении.

А начиналось все скромно. Первые чайные кусты посадили в Кении как раз на «Мабруки» в 1903 году. Они прекрасно сохранились, могут давать урожай и сейчас, но за трудовые подвиги переведены на заслуженную пенсию. Без постоянных подрезаний низкорослые кустики свечками взвились верх, словно кипарисы, и теперь «работают» историческими экспонатами.

Несмотря на положительные результаты эксперимента, о которых доложили в Лондон, всерьез за выращивание чая британские колонисты взялись в середине 1920-х годов. Эти кусты по сей день, спустя почти век, продолжают каждый год исправно давать по несколько килограммов листьев.

– Чай – многолетнее растение, – рассмеялся, увидев мое изумление, Ивэн Муриу. – В зависимости от климата куст вступает в пору зрелости через два-три года после посадки. С той поры его ощипывают постоянно, по мере появления листьев. Только раз в четыре года мы даем кустам трехмесячный отпуск.

Убедившись в полезности начинания, английские колонизаторы взялись за дело. Чтобы стимулировать выращивание чая, в 1925 году его ввоз в Кению обложили большим налогом. Экономический стимул сработал. Через три года местный чай полностью вытеснил индийский и начал вывозиться за рубеж.

Эйфория продолжалась недолго. Всемирный экономический кризис больно ударил и по чайной отрасли. Падение покупательной способности привело к перепроизводству и затовариванию мирового рынка. Чтобы оживить его, в 1933 году в Амстердаме заключили договор, по которому всем странам-производителям запрещалось расширять плантации. Хотя в Кении площади были небольшими, 4000 гектаров, и не шли ни в какое сравнение с индийскими и цейлонскими, под соглашение попала и она. Новые плантации позволили заложить после Второй мировой войны. Так как снятие ограничений коснулось только Африки, а Азия по-прежнему не могла увеличивать площади, Кения превратилась в лакомый кусочек для инвесторов. Вложения капитала позволили провести научные исследования, улучшить технологию выращивания и переработки чайного листа.

Коренное население к производству чая и прочих прибыльных культур долго не допускалось. Чернокожих использовали как дешевую рабочую силу при расчистке участков и сборе листа. Впервые мысль о возможности разрешить африканцам попытать счастья в чаеводстве пришла британским колонизаторам в 1950-е годы. Не по доброте душевной, а потому, что в ту пору вовсю полыхало кровопролитное восстание мау-мау. Партизаны были выходцами из народа гикую, населявшего районы, где выращивался чай, и англичане решили, что допуск местных жителей к возделыванию прибыльной культуры поможет лишить повстанческое движение социальной базы. Как выяснилось, при минимальной поддержке африканцы быстро освоили это новое для себя занятие.

С тех пор в Кении существуют два типа хозяйств, возделывающих чай: крупные плантации и мелкие фермы. После провозглашения в 1963 году независимости предприятия второго типа получили мощную поддержку государства. Была создана Организация по развитию чая – огромный кооператив под контролем государства, скупающий у крестьян листья и перерабатывающий их на десятках фабрик. Одна из них, в Камбаа, находится рядом с «Мабруки». Ее обслуживают 4000 фермеров, рассредоточенных по округе. У каждого – не больше акра земли, каждый приписан к ближайшему центру сбора листьев, где принесенный груз проверяют, а затем отвозят на фабрику.