Геннадий метнулся прочь, будто за ним гналась стая волков. А бежала всего лишь Юлия. Чтобы успеть закрыть дверь. На этот раз, на ключ, который лежал на полочке у выхода.

А потом вернулась к лежащей Маргарите, которая уже начала приходить в себя. Посчитала пульс: немного скачущий. Еще бы, после такого стресса.

– Риточка, моя хорошая, я сейчас все сделаю, – сказала она, кинувшись к холодильнику, где у нее в ванночке была заморожена вода. Выхватила замороженную емкость, стукнула об стол и проворно собрала кубики льда в вафельное полотенце.

Потом уже привычным движением положила голову Маргариты к себе на колени и стала осторожно обрабатывать её лицо, придерживая ледяной компресс там, где уже стали формироваться синяки.

– Где он? – прошептала Рита.

– Выгнала, – успокаивающе погладила Маргариту по руке Юля, и в эту минуту, разбив окно, в кабинет влетел огромный булыжник, чудом не повредив бормашину.

– Надо же, это единственное окно, которое мы не поменяли на пластиковое. Ты когда-нибудь видела, как бьются пластиковые окна? И вообще, они бьются?

– Я вызову милицию, – поджала губы Юля.

– Не надо, он сейчас угомонится, – проговорила Рита и села. – Ты что, дралась с ним?

– Я его порезала. Скальпелем.

– Боже мой, – с усилием произнесла Маргарита и вдруг стала смеяться, кривясь и придерживая саднящую челюсть.

– Девочки, что у вас случилось? – услышали они снаружи мужской голос. – Рита, открой, это я. Бандит, который здесь слонялся, уже уехал.

– Это Аркадий, – сказала Маргарита и побрела к диванчику, с усилием на него опускаясь. – Открой ему дверь.

– Как его отчество?

– Кириллович.

– Входите, Аркадий Кириллович, – с неудовольствием проговорила Юля; вот кого она меньше всего сейчас хотела бы видеть, так это постороннего мужчину. У них с Ритой налаживались такие доверительные отношения, а тут, как назло…

– Где Рита? – спросил он, входя в кабинет.

– Здесь, – мяукнула с дивана Рита, теперь самостоятельно придерживая у лица полотенце со льдом.

– Кто это? – мрачно проговорил следователь, оглядываясь на Юлю, как будто именно она происшествие спровоцировала.

То есть, похулиганил здесь её знакомый, но при чем здесь она? Он ведь не мог знать наверняка. И нечего на Юлю так укоризненно смотреть!

По большому счету, если разбираться – проводить следствие, то Юля-таки виновата. Выгони она в своё время Генку, ничего такого сейчас бы не случилось.

– Успокойся, Аркаша, – сказала ему Рита, – может, к завтрашнему дню и синяка не останется. Видишь, у меня свой врач.

– Но я бы не хотел, чтобы такое дело сошло ему с рук. Кто этот человек, вы знаете?

– Брось!.. Конечно, знаем.

Юля, скосив глаз, видела, как шефиня гладит руку мужчины, который нежно касается её лица, и как смотрит ему в глаза. Черт знает, что творится! А как же Лев? Буквально на глазах рушится молодая семья, а никто этому не пытается противостоять.

– … Все вы собственники. Вот и Геннадий. Почувствовал, что Юлю теряет, и нет, чтобы себя в этом обвинять, на стороне виноватого нашёл.

– То есть, тебя?

– Между прочим, Юля здесь совершенно не при чём. Наверное, я была слишком строга. Сказала ему: немедленно выйдите отсюда! Вон! Не учла, что он и так разозлён… Прекрати, Аркаша, убери это зверское выражение с лица. И вообще, звонить в полицию – не лучший вариант.

В голосе Маргариты прозвучал если и не металл, то достаточная твердость, чтобы Мурашов решился ей противостоять.

Вот что значит, по-настоящему сильная женщина: даже в любовной эйфории она не забывает о месте своего возлюбленного, которое ему назначила… Юля могла бы сказать ей, что не всем мужчинам это нравится. В смысле, и этот металл, и эта непререкаемость. Но ей казалось, что это знает каждая женщина, и не ей Риту учить. И раз она так себя ведёт, значит уверена, что следователя это не оттолкнёт.

Мама Юле порой шутя говорила, что если театр начинается с вешалки, то женщина начинает со школы актерского мастерства, так что к определенному возрасту в своем артистизме она должна достигнуть вершины, высшего образования, и именно это станет залогом её семейного счастья.

Юля могла бы сказать об этом Рите, но, кажется, теперь уже поздно. Она сама призналась, что влюблена в Аркадия, так что говори, не говори – шанс упущен. Да и почему Юля должна больше беспокоиться о сохранности семьи Колесниковых, чем сама Рита?

– Маргарита Сергеевна…

Юля, конечно, делала вид, что ничего не замечает, а просто собирает в мусорный пакет стекло с пола. Кстати, а как теперь ставить кабинет на сигнализацию? И вообще, как кабинет оставить в таком виде на ночь?

– Ты что-то хотела, Юленька?

И вот этот чуть менторский тон шефиню тоже не украшает. В присутствии любящего мужчины. Свою дочь Юля непременно научит таким немудреным женским хитростям.

– Я хотела сказать: может, до завтрашнего дня это окно как-нибудь закроем? Вот, хотя бы фанерой забьем.

– Ничего страшного, сейчас я позвоню Льву, и он пришлёт своего рабочего…

Юля мысленно ахнула: как же это она раньше не замечала, что Маргарита как женщина прямо скажем не очень сообразительна. Ей не хватает элементарной женской чуткости, и может даже, хитрости.

Между тем, в кабинете наступает тишина. Даже несколько зловещая. Как Маргарита могла так оговориться? Поминать имя мужа всуе? То есть, в присутствии возлюбленного… Интересно, между ними уже всё было, или у них пока платоническая любовь? Кому интересно? Уж не Юле?

Она вообще занималась сугубо своими делами – убирала следы Генкиной ярости – ничего не слышала и никого не видела. Только фиксировала автоматически, как диктофон.

– Прости, – тихое, как дыхание, слово.

– Ничего, – горечь в словах Аркадия. – Кто я такой, чтобы рассчитывать на снисхождение?

Буря! Скоро грянет буря!

Неужели она злорадствует? Тогда Юлия не кто иной, как змея подколодная!

Юля тоже не слишком сообразительная. Посмотри внимательней! Оба влюбленных вроде невзначай бросают на неё взгляды, полные ожидания. Их можно перевести просто: когда же ты уйдешь?!

Это что же, им и пойти некуда? Разве сейчас есть с этим проблемы? Тогда влюблённых надо пожалеть: здесь такой маленький неудобный диванчик!

– Маргарита Сергеевна, а можно я уйду чуть пораньше?

Юля изобразила просительное выражение лица. Это нужно Рите, а она прикинулась, что ей. Продолжай, Юленька, изображать из себя черти кого!

В глазах Колесниковой мелькает облегчение. Поняла, что Юля ради неё ложится на амбразуру? То-то, а вот ты ляжешь на амбразуру ради медсестры?