– Прекрати! – крикнул Венн.

– Так ты действительно испытываешь к ним своего рода чувства. – Саммер встала над Гидеоном. – Завидую тебе, Венн. А на меня они в большинстве случаев нагоняют тоску.

Гидеон загребал пальцами грязь и корчился от боли. Джейк готов был выскочить из укрытия и закричать: «Это не он, это все я». Но не сделал этого, потому что Гидеон протяжно застонал и замер без движения.

Саммер склонилась над юношей и обняла его за плечи. Она покрывала поцелуями его волосы, лоб, глаза. В ней вдруг проснулось чувство вины.

– Дорогое дитя. Прекрасное дитя. Помогите же ему. Вы все, помогите ему.

Ши слетелись к Гидеону, как мухи. Они вытаскивали застрявшие в волосах юноши листья, теребили тоненькими, как усики, пальцами его одежду.

Венн оттащил от них парня:

– Отгони от него своих насекомых. Оставь его в покое.

Гидеон сделал глубокий судорожный вдох. Он еще плохо соображал после болевого шока, но смог подняться и стоял прямо и напряженно, как будто приготовился к очередной атаке, в чем бы она ни выражалась. Джейк понял, что в мире Гидеона нет такого понятия, как «безопасность».

Настроение Саммер менялось с головокружительной скоростью. Теперь она прикидывалась скромницей.

– Пора идти. – Саммер взяла Гидеона за руку и увлекла за собой по тропинке. – Так пойдем, дитя людей, в царство фей, к лесной воде…[5] До встречи, Венн. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Охраняй свою любимую машину. Охраняй своих дорогих детей. Запри все двери и заколдуй пороги. Потому что очень скоро настанет день, когда мы придем.

– Я этого не допущу.

Саммер исчезла. Они все исчезли.

Джейк больше их не видел. Как будто в воздухе была щель и они в нее ускользнули. Даже Гидеон. Превратились в солнечный свет и тени.

Только Венн стоял по колено в крапиве.

Какое-то время выжидал, будто хотел убедиться, что остался один.

Потом повернулся в сторону Джейка и прорычал:

– Вставай. Уходим отсюда.

Сара в нетерпении пролистала несколько страниц, все они были затерты по краям, как будто их читали и перечитывали по многу раз. Почерк был заостренный и неровный, что выдавало волнение автора.

…промозглый и гнетущий. Даже при моем богатом опыте исследователя городских трущоб этот район был гаже всех.

– Сэр, вы уверены? – спросил возница нанятого мной кеба.

– Уверен. Но помни – тридцать минут, не больше. От этого может зависеть моя жизнь.

Возница кивнул и сказал:

– Положитесь на меня, я не дезертир.

Он развернул кеб, и лошади, цокая копытами, укатили его в ночь.

С тростью в руке и плотно прижав платок к лицу, я пробирался по переулку, то и дело соскальзывая в канавы с нечистотами. Платок не помогал, от жуткой вони к горлу подкатывала тошнота. Наконец набрел на проход в грязной стене с единственным мерцающим фонарем, который освещал табличку «Суд Соломона».

От волнения сердце чаще заколотилось в груди. Я нащупал в кармане половинку монеты и заряженный револьвер и боком зашел во двор.

Там было темно, хоть глаз выколи. Дома или склады уходили вверх в туман. Звук моих шагов многократно увеличивался, как будто за мной шли еще люди.

На одной из стен рядом с низкой дверью я обнаружил нацарапанную пентаграмму. К двери спускались несколько ступеней, по ним стекала зловонная жижа. Я осторожно постучал тростью.

Дыхание перехватывало от возбуждения и предчувствия опасности. Ради таких моментов я и жил.

Дверь открылась.

Меня окутал густой аромат; я узнал его в ту же секунду – опиум. Я давно покончил с этим пагубным пристрастием – мне не нравилось, как опиум влияет на умственные способности человека, то есть попросту делает его тупее. Я занырнул внутрь. Дородная женщина в красном платье протянула мне раскрытую ладонь. Она явно ждала, что я дам ей денег, но я дал ей свой жетон. Женщина поднесла его к глазам, а когда разглядела – швырнула жетон обратно, чуть не зашипев от страха.

– Идите за мной, – каркающим голосом сказала она.

В притоне на грудах тряпья возлежали мужчины и женщины. Трубки, через которые они курили опиум, выскальзывали у них из пальцев. Кто-то стонал. Я попытался представить кошмары, в кои забрели их потерянные души. Женщина провела меня в конец зала, отдернула тяжелую занавеску и жестом пригласила пройти дальше. Я прошел по вонючему коридору. В конце была открытая дверь, а за ней – комната.

В камине горел слабый огонь, рядом в кресле сидел мужчина. Когда я вошел, он поднялся мне навстречу.

Внешне это был крайне необычный человек. Первое впечатление – красивый брюнет. Но когда повернулся в профиль, я увидел жуткий шрам, как будто кто-то рассек саблей левую сторону его лица. Черные глаза, как у крысы, длинные волосы и изящные кисти с тонкими пальцами. Он протянул ко мне руку. Я отдал ему половинку монеты. Он лишь мелком взглянул на нее и опустил в карман.

– Мистер Джон Харкорт Симмс. – Голос у мужчины был сиплый, как будто он его сорвал.

Я поклонился:

– Сэр, мы встречались?

Его невозмутимый взгляд действовал мне на нервы.

Он сказал…

– Сара! Ты здесь?

Кто-то колотил кулаком в дверь. Девушка подскочила на месте. Солнце уже зашло, а банкетка у окна стала холодной как лед. Сара спрятала дневник в карман, а шкатулку быстро засунула обратно в ящик стола.

– Сара!!

– Да иду… уже иду… – крикнула в ответ Сара, распахнула дверь и уперлась в Уортона.

Мужчина охнул – девчонка выскочила в коридор без предупреждения. Они столкнулись, на пол упала газета, а сверху – небольшой толстый дневник в кожаном переплете.

– Прости, я… – начал извиняться Уортон.

– Нет, это я, – перебила его Сара.

Они вдвоем наклонились, но учитель оказался быстрее. Он поднял дневник и расправил смятые страницы. В процессе непроизвольно прочитал несколько слов и обрывочных фраз. Он был уверен, что среди прочих там было слово «Хроноптика».

Уортон посмотрел на девушку. Та держала в руке газету. Он заметил, что Сара слегка покраснела.

– Вот, это ваше. – Она протянула ему газету.

– Вообще-то, Пирса. – Уортон взял газету и добавил: – Сара, послушай, я только что прочитал заметку. Там была твоя фотография…

– Прошу вас! – Сара умоляюще посмотрела на него голубыми глазами. – Не рассказывайте никому. То есть никому вне этого дома.