– Гра-а-аф! – прокричал юноша. – Граф Витте!

Ни звука в ответ.

Флорри немного проплыл, сначала в одну сторону, потом в другую. Обрел толику спокойствия.

– Гра-а-аф Витте!

Тишина. Он внимательнее огляделся. Старика нигде не было.

«Проклятье, – горько подумал он. – Он утонул. Погиб, погиб, погиб!»

Какой-то предмет, находившийся в воде, вдруг коснулся его лица. Флорри протянул руку и осторожно притронулся – размякшая сигарета. Присмотревшись, Флорри увидел, что вся поверхность воды усеяна миллионами маленьких палочек. Табачные крупинки образовали что-то вроде пены.

– Хр-х-х, – послышалось рядом.

Это был граф! Старик сжимал руками плавающий кусок поручня. Флорри метнулся к нему. Лицо, покрытое нефтяной пленкой, маячило у самой поверхности воды.

– Сейчас. Сейчас я спасу вас. Я рядом. Все будет хорошо.

Но вдруг лицо исчезло. Флорри попытался ухватить старика, бестолково борясь с его непослушным телом, и оба ушли под воду. Задыхаясь, юноша вынырнул и почувствовал, что силы его убывают.

«Черт с ним, – подумал он. – Брось этого старого дурня и спасай себя».

Но тут он как раз в последней попытке перехватил тело графа Витте как следует, прямо под скользкой от пленки шеей, и сильными гребками стал продвигаться вперед, к шлюпке.

Флорри с горечью подумал о Джулиане, для которого все и всегда было таким легким.

«Счастливчик Джулиан. Джулиан, за что ты меня так обидел?»

Он отмахнулся от этой идиотской мысли и продолжал грести.

«Прошла уже вечность, я целую вечность плыву по этому соленому, становящемуся все холоднее и все тяжелее морю. Оно будто густеет, превращается в кашу, а мои руки стали совсем слабы».

Дважды соленая вода захлестывала ему лицо, попадала в легкие, и он захлебывался, кашляя и задыхаясь. В один из таких моментов старик застонал и начал вырываться.

– А ну, прекратите, кому говорю, – прокашлял Флорри, ощущая соль морской воды уже в легких.

Старик что-то прохрипел, но дергаться перестал.

Флорри продолжал плыть, чувствуя, как немеет его тело и мутится разум. От целой вселенной ничего не оставалось, кроме смертельной тяжести в руках, саднящей боли в грудной клетке и морской воды, заливающей горло. Глаза почти ослепли, мускулы отказывались сокращаться, они будто отделились от костей, которые каким-то образом механически продолжали сгибать руки в их равномерном движении. Когда он наконец разрешил себе поднять взгляд от воды, радости не было конца: он доплыл до шлюпки и теперь она покачивалась прямо перед ним огромной горой, темнеющей на фоне более светлого горизонта.

Флорри вытянул усталую руку, ухватился за планшир, не выпуская графа, и выдохнул:

– Спасите нас, ради бога.

Тотчас две сильные руки схватили Витте и втянули его на борт. Флорри почувствовал, что теряет сознание, перед глазами замелькали странные блестящие огни, разноцветные полосы, закружились искры и вспышки. Но его подхватили те же руки, и он оказался на борту.

С неуклюжей улыбкой Флорри растянулся на дне шлюпки и почувствовал, что рядом с ним другие тела.

– Слава аллаху, все хорошо, – проговорил его спаситель, и Флорри узнал капитана.

– Роберт!

– Сильвия, слава спасителю, я вытащил его. Доплыл с ним до лодки.

И он подтянул ноги, усаживаясь.

– Он не утонул? Граф жив?

Двое арабов трудились над стариком, довольно бесцеремонными хлопками возвращая его к жизни. Флорри увидел, как масляно блестевшее тело свело конвульсией, услышал, как того душат спазмы рвоты, кашель и затем рыдания.

– Жив! – воскликнула девушка. – Роберт, вы спасли его! О Роберт, он живой!

Граф сел.

– Ох! – простонал он.

И Флорри обдало потоком такого запаха, что он поморщился. Мятный шнапс!

Спасенным оказался Грюнвальд.

Затем все они, сгрудившись, сидели в лодке, наблюдая, как в дрожащем свете постепенно редеет число пловцов. Некоторые из арабов сумели удержаться на поверхности моря, схватившись за плавучие обломки судна, другие – нет. Сами они не могли никому прийти на помощь, потому что не имели весел, а руль спасательной шлюпки, по-видимому, давным-давно сгнил.

Флорри в немом изнеможении сидел среди примерно десяти–пятнадцати человек, сумевших самостоятельно добраться до лодки. Он мечтал либо умереть, либо свернуться калачиком и уснуть. Мысли беспорядочно метались в голове. Временами его била дрожь, и тогда сидящая рядом Сильвия обнимала его. Порой дрожала она, и Флорри прижимал к себе ее хрупкое тело.

– Боже, – произнесла девушка, – моя мама заставляла меня ходить на уроки плавания. Я ее просто ненавидела за это. О мама, ты так часто бывала не права, но как я сейчас благодарна тебе за это чертово плавание. Она уже умерла, знаете, Роберт.

Флорри едва был в состоянии вникнуть в ее слова. Между тем быстрее всех оправился и пришел в себя Грюнвальд. Сейчас он уже бойко бегал по лодке и перепрыгивал через полуживых людей, как главный герой в оперетте Джилберта и Салливана, выкрикивая приказы, бессмысленно грозя кулаком звездам, горько комментируя методы судовождения арабской команды их судна. Капитан вовсю клял его на турецком, но старик только смеялся в ответ. И раз, когда капитан попытался схватить его, тот резко отпрыгнул.

– Га! Nein трогать Грюнвальд!

– Просто рехнулся, – вздохнул Флорри и печально добавил: – Бедный граф Витте.

– Га. Герр Флорри, в той война был хуже. Ja, красивый ингликан дама. Лодки надо mit kinder, деткам. Мужчинам надо умирать в война. Они убитые торпедой.

– О-о, мистер Грюнвальд, – утомленно произнесла Сильвия. – Пощадите. Не до истории нам.

– Да заткнитесь, Грюнвальд. Мы ужасно себя чувствуем.

– Га. Надо чувствовать gut. Ви ist живым, nein?

Первыми им на помощь пришли рыбачьи лодки, но, как заметил Флорри, наблюдая за этой маленькой, снующей в воде эскадрой, их гораздо больше интересовали трофеи, чем выжившие при кораблекрушении. Капитан звал и звал рыбаков, а те и ухом не вели. Но скоро появился на сцене большой служебный баркас и направился прямо к шлюпке. Не прошло и нескольких минут, как все оказались на его борту, укутанные в одеяла.

Путешествие в порт оказалось в высшей степени заурядным. К тому времени, когда они добрались, солнце уже всходило. Первое впечатление от Барселоны несколько разочаровало Флорри: город, распростершийся на низких холмах, и едва начинающий оживать порт в раннем свете утра. На берегу росли пальмы, воздух еще не прогрелся. Флорри дрожал от холода.

– Мне кажется, если не удастся заснуть, я умру на месте, – сказала Сильвия. – Они ведь не ждут от нас уж очень многого?