— Да, печальная история, — пробормотал Стигсон и перестал улыбаться.

— За неимением лучшего, вам придется расстараться. Сама я для начала подберу заявления об их исчезновении. Кто знает? Может, вам повезет, и она среди них.

Пятница ушла на ознакомление с материалами девяти расследований, касавшихся женщин из Таиланда и с Филиппин, о пропаже которых в полицию поступили заявления, но которых так и не удалось найти. В семи случаях тревогу подняли мужчины, имевшие с ними отношения на момент исчезновения. В одном в качестве заявителя выступила подруга и еще в одном сослуживец из той фирмы, где потеряшка работала. Ни одно из дел не было особенно толстым, наиболее объемистое содержало пару сотен страниц, в основном распечаток допросов людей, знавших ее. Ни в одной из них не нашлось данных того рода, какие могли привлечь внимание опытного полицейского.

Обычное объяснение, которое партнер каждой давал полиции, состояло в том, что отношения между ними уже какое время были сложными, они ссорились перед исчезновением и что женщина упаковала свои вещи и покинула его.

Затем выполнялись рутинные проверки паспортов, кредитных карточек и мобильных телефонов. Паспорта, как правило, отсутствовали, большинство, похоже, полностью или по крайней мере частично опустошили свои счета, пара из них купила авиабилеты за границу, и три из всех телефонов использовались после исчезновения для разговоров, как в Швеции, так и за границей. Ни одна из них не позвонила своему бывшему парню. Расследования постепенно свернули, заявления остались лежать, дела никто не закрыл. Главным образом, на всякий случай.

Во второй половине дня в пятницу Олешкевич доложил результаты их работы Аннике Карлссон. Он удостоился этой чести, поскольку Стигсон исчез со службы еще до обеда, так как ему требовалось разобраться с кое-какими личными делами перед выходными, а Кристин Олссон отправилась к врачу, куда была записана на послеобеденное время.

— Что мы делаем дальше? — спросил Олешкевич.

— Продолжаем копать глубже в том же направлении, — решила Анника Карлссон. — Проверяем, есть ли стоматологические карты, или ДНК, или что-то иное, чем мы сможем воспользоваться. Возможно, нам придется связаться с нашими зарубежными коллегами. Хотя ты, пожалуй, надеялся немного отдохнуть на больничном?

— Нет, вовсе нет, я с удовольствием буду работать.

— Хорошо, — сказала Анника Карлссон. — В понедельник вы с Кристин получите шефа, который знает, как действовать. Не беспокойся. Без дела не останешься.

— У меня есть один вопрос, — сказал Олешкевич. — Относительно Бекстрёма, если можно, конечно.

— Да, — подтвердила Анника Карлссон, наклонилась вперед, не вставая со стула, и широко улыбнулась. — Без проблем.

— Он, похоже, чуть ли не всевидящий. — Олешкевич покачал головой. — Я подумал о том, что касается самое большее десяти имен. А потом их оказывается девять. Откуда он мог знать?

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Но дело не в том, что он всевидящий, — ответила Анника Карлссон. — На твоем месте я, кроме того, остереглась бы разговаривать с ним об этом. Он ненавидит провидцев. И как только их не называет. Мошенниками, пройдохами, придурками. Вдобавок, если такой человек способен помочь с чем-то, до чего он сам не смог додуматься, он уверен, что сей персонаж замешан в данном преступлении. Тому, что Бекстрём своим умом доходит до вещей, которые никто другой не обнаруживает, есть совсем другое объяснение. Во всяком случае, если верить ему самому.

— И какое же именно?

— Что он единственный настоящий специалист по расследованию убийств. Не только в Швеции или в мире, но и во всей мировой полицейской истории. Другие просто идиоты или того хуже. Если ты хочешь завоевать благосклонность Бекстрёма, я могу дать тебе один совет.

— И какой же?

— Предложи ему называть тебя Олссоном с двумя «з». Таков он, комиссар Эверт Бекстрём, если коротко его охарактеризовать.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Олешкевич.

— Отлично, — ответила Анника Карлссон. — Увидимся в понедельник.

22

Лиценциат теологии Фредрик Линдстрём был церковником старой закалки. Уже более ста лет назад, в 1910 году, он стал священником Шведской церкви в архиепархии Упсала и пять лет спустя получил свой первый собственный пасторат.

Линдстрём был крупным и привлекательным мужчиной. Блондином с голубыми глазами и красивым баритоном, хорошо подходившим для пения псалмов и чтения проповедей. К тому же практичным человеком, который жил и действовал в то время, когда деревенский святой отец умел не только утешить вдову и подковать лошадь, но также зарезать свинью. И вдобавок обладал страстной жаждой к новым знаниям, особенно что касается истории и краеведения.

В 1915 году, когда в Европе бушевала Первая мировая война, Линдстрёма назначили пастором прихода Хельгё на островах Меларёарна к западу от Стокгольма, и уже два года спустя он смог опубликовать небольшую рукопись о том, как остров Уфердсён получил свое название. Местное Краеведческое общество удостоилось чести издать ее перед самым Рождеством 1917 года, и, возможно, как раз из-за времени, когда это происходило, она имела огромный успех. Впервые за все пятьдесят лет своей издательской деятельности Краеведческому обществу пришлось напечатать второй тираж брошюры под названием «Краткое описание того, как остров Уфердсён получил свое название, составленное пастором прихода Хельгё, лиценциатом теологии Фредриком Линдстрёмом». Однако о том, что тот же труд через сто лет сыграет решающую роль в шведском расследовании убийства, его автор, несмотря на свою близость к Творцу, наверняка и представить не мог.

Придя к себе в дом рядной застройки в Спонге, комиссар Петер Ниеми сначала поужинал в одиночестве, поскольку его жена и дети остались в их летнем домике в Торнедалене. Потом он поговорил с ними по телефону, посмотрел телевизор, особо не задерживаясь ни на какой программе, и за неимением лучшего закончил вечер тем, что взял творение Линдстрёма с собой в постель с целью почитать перед сном. В брошюре было три десятка страниц, рассказывавших историю, которую некий шведский морской полицейский, явно живо интересовавшийся шхерами озера Меларен, похоже, воспроизвел довольно точно сто лет спустя.

Там также имелась карта, показывавшая, как Уфердсён выглядел до того, как «оказался во власти злых сил». Что касается вопроса вины, пастора Линдстрёма явно не мучили никакие сомнения, и, несмотря на отсутствие у него реальных доказательств полицейского свойства, он также не стеснялся в выражениях по данному пункту. Происходившее на острове было «кознями дьявола» и не имело никакого отношения к обычным грехам людей. Одновременно это служило необходимым напоминанием о том, что зло постоянно пряталось где-то по соседству и использовало любую возможность, лишь бы проявить себя.

Наиболее интересным, однако, выглядело нечто совсем иное, чем местами откровенно попахивавшие серой теологические разглагольствования Линдстрёма: несколько коротких строчек мимоходом о том, что Петер Ниеми и его коллеги не нашли, хотя им следовало это сделать. Впрочем, если содержание труда пастора в данной части было правдой, речь ведь все равно шла о том, что не могло никуда убежать от них.