25

Вечером Бекстрём ужинал со своим старым знакомым Гегуррой. В последний раз они встречались давно, и, кроме того, у них накопилось много тем для обсуждения. Гегурру, собственно, звали Густавом Хеннингом, и он был очень успешным торговцем произведениями искусства. Их знакомство с Бекстрёмом продолжалось почти тридцать лет с выгодой для обоих. Никаких странных дел, только небольшие услуги, между друзьями, но в связи с расследованием одного преступления примерно год назад Бекстрём помог Гегурре достать бесценное художественное изделие всемирно-исторического значения. Музыкальную шкатулку в виде головы итальянского сказочного персонажа Пиноккио, чей нос начинал расти, стоило ему солгать.

Ее на заре двадцатого века изготовила в Санкт-Петербурге известная ювелирная фирма Фаберже по заказу последнего русского царя Николая II, подарившего сие творение в качестве пасхального подарка своему единственному сыну и наследнику престола Алексею, больному гемофилией. После этого шкатулка потерялась на долгие годы, пока Бекстрём сто лет спустя не нашел ее, расследуя одно убийство. А потом Гегурра позаботился о том, чтобы шкатулка вернулась в новую Россию, где Советский Союз считался теперь лишь эпизодом истории.

Бекстрём тоже не остался внакладе в результате данной авантюры. В мгновение ока его состояние увеличилось на сумму более чем вдвое превышавшую то, что он смог бы получить за всю жизнь, работая в качестве полицейского, причем так, что налоговый департамент оказался не у дел. Хотя все другие остались довольны и больше всех явно пока еще секретный русский покупатель, который в связи с празднованием двадцатипятилетия новой России в конце года намеревался обнародовать историческую сделку. Что стало также поводом ужина Бекстрёма с Гегуррой, поскольку им внезапно понадобилось много о чем поговорить.

* * *

По причине, в которую он не собирался вдаваться, Бекстрём опоздал, и ему пришлось позвонить Гегурре, прежде чем выйти из дому. Не велика проблема, и Гегурра сидел в вестибюле и ждал, когда Бекстрём вошел в ресторан. Увидев его, Гегурра сразу же отодвинул в сторону свой бокал шампанского, встал и развел руки в стороны в характерном для горячих южан жесте.

— Бекстрём, — сказал он. — Ты блестяще выглядишь. Рассказывай, что-то случилось?

— У тебя, похоже, жизнь тоже идет без проблем, — парировал Бекстрём и дружелюбно кивнул в ответ.

«Это не то, о чем ты захотел бы слушать, старый педик», — подумал он.

— Бодр, как всегда, — сказал Гегурра и отступил на полметра с целью лучше рассмотреть своего гостя. — Меня снедает зависть, когда я вижу тебя, Бекстрём.

«А ты сам ни капли не похож на заурядного цыганского барона, — подумал Бекстрём, пока суетливый метрдотель вел их к обычному столику. — Скорее на итальянского аристократа из другого времени. Идеален в малейших деталях, начиная от густых седых волос, белоснежной льняной рубашки и сшитого на заказ черного шелкового костюма и кончая итальянскими туфлями ручной работы, в которых отражался тусклый свет настенных ламп, мимо которых мы проходили».

При мысли о предмете ожидавшего их в этот вечер разговора Гегурра, обычно игравший роль хозяина при таких встречах с Бекстрёмом, решил придерживаться русской тематики. И прежде всего, это коснулось приветственного напитка — он отказался от своего обычного сухого мартини с оливками сбоку на тарелочке и заменил его маленькой рюмкой водки и стаканом минеральной воды. Бекстрём остался верен себе, заказав более реальную порцию водки и пиво, чтобы ее запить.

В качестве закуски они ели оладьи с топленым маслом, сметаной, мелко нарезанным луком, а также с черной икрой. Настоящую русскую водку, «Империя» наилучшего качества, Гегурра доставал с помощью своих русских знакомых. И в честь встречи он также выпил немного водки, прежде чем они пошли дальше согласно русскому обычаю. К пирогам с мясом и луком, котлете по-киевски, козьему сыру и тушеной груше Гегурра предпочел грузинское вино и даже осмелился тайком поменять заказанный Бекстрёмом в качестве последнего аккорда коньяк на армянский аналог и, только когда тот крайне лестно отозвался о нем, раскрыл его происхождение.

— Да, в еде и напитках, они, похоже, знают толк, — констатировал Бекстрём, не вдаваясь во все иное, вроде таинственных подводных лодок в шведских шхерах и бомбардировщиков, по большому счету еженедельно пролетавших над островом Готланд.

— Не только в этом, дорогой брат, — сказал Гегурра и слегка похлопал его по руке. — До них также явно дошло, сколь важную услугу ты оказал им. Трудно даже перечислить все награды, которых они собираются тебя удостоить.

— Рассказывай, — попросил Бекстрём и подался вперед.

«Самое время кому-то оценить меня по достоинству, — подумал он. — В отличие от всех завистливых дьяволов, омрачающих мне жизнь».

Гегурра наклонился через стол и, на всякий случай, считал по пальцам, перечисляя, что ожидало Бекстрёма в связи с празднествами в новой России.

Во-первых, из собственных рук русского президента ему предстояло получить медаль Александра Пушкина, самую высокую награду, которую русское государство могло вручить иностранному гражданину. Бекстрём должен был стать первым в этом ряду.

«Кто же еще», — подумал он и кивнул ободряюще.

Во-вторых, продолжил Гегурра, согнув указательный палец правой руки, планировалось снять телевизионный документальный фильм, а также, возможно, художественный фильм об этом событии. А также издать две книги. Во-первых, о самой музыкальной шкатулке, а во-вторых, рассказ о том, как она в конце концов смогла вернуться в Россию, где комиссару Бекстрёму отводилась роль героя произведения. Множество историков искусства, писателей и телепродюсеров уже работали над данными проектами.

«Самое время», — подумал Бекстрём и хмыкнул довольно.

— В-третьих, — сказал Гегурра и еще больше наклонился вперед, — я сохранил напоследок лучшее.

— И что же это? — с явным интересом спросил Бекстрём.

В связи со всеми празднествами русский президент намеревался сделать личный подарок Бекстрёму, вручить ему бутылку своей собственной водки. О чем Гегурре доверительно сообщил его русский знакомый.

— Наверное, она какая-нибудь особая, — предположил Бекстрём. У него дома хватало картонных коробок, и содержимое всех их было неплохое. Так что его, пожалуй, больше устроила бы какая-нибудь золотая медаль.

— Литровую емкость, — продолжил Гегурра. — И знаешь, сколько люди готовы заплатить за бутылку собственной водки президента?

— Нет, — ответил Бекстрём и покачал головой. — Мне лишь известно, что та, которая мне особо по вкусу, в магазине стоит пять сотен.

— Целый миллион крон, — сообщил Гегурра и кивнул.

— Ничего себе, — сказал Бекстрём. — Миллион? И почему же?

«Пожалуй, потому, что сможешь летать, стоит выпить рюмочку», — подумал он.

— Бутылка, — ответил Гегурра, понизив голос, — весит целых два кило, поскольку изготовлена из чистого золота.