Я невольно стиснула коленки и… сжала бёдра, всё ещё ощущая его щадящие и безумно сладкие толчки внутри себя и дурея от представшей передо мной картинки. Подмечая на ходу те исключительные детали, от которых меня пробирало ещё большим исступлением со страстным желанием снова почувствовать, как он в меня входит. То, как блестел от моих же соков в полусумраке гостиной сам член со вздутой головкой и как время от времени покачивался и приподнимался ещё выше после очередной судороги эрогенного возбуждения. А я, прекрасно понимая, что до желаемого мною только руку протяни, вынуждена была признать собственную несостоятельность в воздействии на происходящее.

Всё-таки я была не готова на подобные подвиги. Моё сознание ещё разрывалось на части, как бы я не пыталась вытеснить из себя последние до этого переживания. Но, по крайне мере, было уже легче… Намного легче. От осознания, что Маннерс не был мне физически противен, а мне так и не удалось задавить до конца подсознательную к нему тягу. Тягу жертвы к своему убийце…

— Смелее, mon papillon… Я жду! И знаю, что ты это можешь…

Действительно могу и действительно это сделала. Каким-то неимоверным способом встала с края невероятно прочного столика (выдержавшего вес нас двоих) и даже проделала это достаточно сносно, даже несмотря на дикое головокружение, беспрестанно дрожащие коленки и остервенело пульсирующую киску при каждом моём почти незначительном движении. Дальше вроде как было уже полегче, но не намного. Поскольку нужно было включить всю имеющуюся во мне артистичность, гибкость и грацию, чтобы не выглядеть косолапой каракатицей, когда я стану расстёгивать и снимать с себя платье.

Причём чувство сильного возбуждения тоже нисколько не притихло. И, вероятней всего, в этом был виноват сам Маннерс. Вернее, моя на него реакция. На его близость, на те ощущение, которые я испытывала находясь рядом и наблюдая за всеми его манипуляциями. Особенно, когда он коснулся ленивым жестом расслабленных пальцев крайней плоти под головкой члена, как раз после того, как я расстегнула на боку длинную молнию платья и начала высвобождать руки из длинных рукавов, попутно оголяя налитую томной тяжестью грудь. Едва прохладный воздух коснулся разгорячённой кожи и воспалённых от возбуждения сосков, как по всему моему телу прошёлся ошеломительный озноб, ещё острее подрезая нервные окончания и впиваясь в интимные зоны тончайшими иглами безжалостной похоти. Причём одновременно с движениями пальцев Маннерса на его большом члене, скользнувших по каменному стволу, оплетённому вздутыми змейками витиеватых вен, неспешной лаской всего на пару дюймов вниз, а потом так же «нехотя» вернувшись к венчику залупы.

Сукин сын! Если вспомнить, что мы знали друг друга не более двух суток и подобные вещи на первом свидании нормальные люди никогда не совершают! Хотя… если вспомнить, этот безбашенный псих даже ни разу за всё недолгое здесь время не поцеловал меня, зато уже успел вставить в меня член и даже трахнуть в течении нескольких минут.

— Вот теперь, да, я вижу насколько оказался прав…

Его взгляд слишком осязаемо скользнул по моему полностью оголённому телу с такой же ленивой нерасторопностью, с какой он игрался со своим членом. Я как раз перед этим перешагнула через упавшее на туфли платье, интуитивно приподнимая руки и непонятно для чего прикрывая свою грудь, ложбинку и декольте которой продолжало украшать то самое колье из подаренного Маннерсом драгоценного гарнитура. Пара браслетов тоже в этот момент соскользнули с запястий к середине изгиба локтевой части рук.

Честно признаться, не представляю, как я выглядела сейчас со стороны, зато могла наблюдать, каким плотоядным взглядом смотрел на меня мой самодовольный мучитель. И даже чувствовать на коже этот треклятый взгляд и… возбуждаться под его невесомыми ласками.

— А теперь на пол на колени и возьми его в рот.

Скажи он нечто подобное ещё несколько минут назад, я бы точно охренела и выпалила бы что-нибудь в ответ не самое для него приятное. Но только не сейчас. Не тогда, когда моё тело дрожало под разрядами эрогенного напряжения, а моя киска остервенело пульсировала в ответ на звучную вибрацию его голоса и столь безапелляционные приказы, произнесенные низким хриплым тоном. Мне куда было сложнее сойти с места и сделать то, что он хотел, чтобы при этом не споткнуться и не растянуться на полу в унизительной позе. Но, в том-то и проблема, я должна была эта сделать и не только потому, что он ждал…

Не знаю, как, но, похоже, я уже давно не следила за временем, как и за собственными движениями в пространстве. Я как будто раздвоилась, словно под воздействием неизвестного мне наркотика. И даже готова была уверовать в то, что Маннерс мне его подмешал в шампанское. Разве что… единственным здесь реальным сильнодействующим психотропным «препаратом» был сам Маннерс. И всё, что происходило со мной, всё что я чувствовала и переживала — являлось моей стопроцентной реакцией на его физическую близость и его ментальное подавляющее воздействие.

Моё тело и желания словно жили теперь своей отдельной жизнью, а я… будто наблюдала изнутри за происходящим и за своими же действиями. Или же мне хотелось в это верить. Особенно, когда я опускалась очень медленно перед мужчиной на колени между его расставленных в стороны ног, интуитивно упираясь дрожащими ладонями о боковины подлокотников. А он при этом даже ни разу не пошевелился и ничего не сделал в ответ со своего места. Просто наблюдал за мной почти бесчувственным взглядом из-под полуприкрытых век. Видимо, наслаждаясь моей полной беспомощностью и прогнувшимся под его хотелки состоянием.

— Смелее, Энн. Я же вижу, как ты его хочешь… даже чувствую…

Сукин сын!

Я непроизвольно порывисто выдохнула, сместив ладони на мускулистые мужские бёдра в тот самый момент, когда его налитый кровью большой упругий фаллос оказался на уровне моего лица, снова вызывающе шевельнувшись, а я кое-как нашла коленками удобные точки опоры на паркетном полу. Кажется, меня накрыло ещё сильнее. Почти так же, как там, на столике, под самим Маннерсом. Тем более, когда пришлось приблизиться к его члену, буквально заставляя себя через силу обхватить его внушительное основание над тяжёлой мошонкой подрагивающими пальцами.

И вновь по всему длинному, будто лепному стволу прошлась неслабая судорога, а на вершине блестящей головки проступила более крупная капля эякулята. Всё бы ничего, если бы меня саму в эти мгновенья не обожгло неслабой вспышкой жгучей похоти в ноющем лоне совершенно нежданным ответом моего собственного тела на чужое возбуждение. Но мне хотя бы хватило на этот раз сил не всхлипнуть вслух и не показать своего истинного состояния. Хотя, скорей всего, Маннерс прекрасно видел и так, что со мной творилось. А может и вправду… чувствовал.

— Просто начни… и сама не заметишь, как втянешься… — боже правый… как же я ненавидела в подобные секунды его голос, царапающий, проникающий во все нервные окончания и одновременно усиливающий надрывную пульсацию в клиторе… Что уже говорить о его скупых, но таких чувственных ласках, например, как сейчас. О невесомом скольжении его пальцев на моём лице и на губах всего в паре дюймах от его члена.