Ему придется отправиться на улицу Муфтар, произвести обыск в квартире старой Жюстины, задавая при этом ей разные вопросы, на которые она будет отвечать по-своему, наверняка стараясь вывернуться.

На всякий случай Мегрэ позвонил еще раз в прозекторскую, но вместо того чтобы обратиться к доктору Ламалю или кому-то из его ассистентов, пожелал поговорить с одним из работников лаборатории, которого знал давно и который не раз оказывал ему мелкие услуги.

— Скажите, Франсуа, вы были при осмотре тела Оноре Кюэнде, которого нашли в Булонском лесу?

— Конечно, присутствовал. А вам еще не прислали рапорт, господин комиссар?

— Следствие веду не я. Но мне хотелось бы знать результаты осмотра.

— Понимаю. Доктор Ламаль считает, что этому человеку нанесли по крайней мере десяток ударов по голове. Первый удар был нанесен сзади, в затылок, с такой силой, что основание черепа было расколото и смерть наступила мгновенно. А доктор Ламаль знает, что говорит. Он, конечно, не такой патологоанатом, каким был наш покойный доктор Поль, но и на его знания можно положиться.

— А следующие удары?

— Их наносили тогда, когда он был уже мертв. Голова и лицо совершенно изуродованы.

— Каким орудием нанесены эти удары?

— На эту тему у нас была длительная дискуссия. В конце концов врачи пришли к единодушному мнению: это не нож и не лом, не кастет и не разводной ключ, а значит, и не одно из орудий преступления, чаще всего встречающихся в подобных случаях. На сей раз это должен был быть предмет тяжелый, массивный, с острыми краями.

— Может быть, какая-нибудь статуэтка?

— Такую возможность приняли во внимание и отметили как одну из вероятных в рапорте.

— А удалось ли установить хотя бы приблизительно, в котором часу наступила смерть?

— Вероятнее всего, в два ночи. От половины второго до трех, но, пожалуй, ближе к двум.

— Крови он много потерял?

— Должны были не только остаться следы крови, но и мозг разлететься. Его куски прилипли к волосам.

— Содержимое желудка исследовано?

— Вы знаете, что обнаружено? Остатки непереваренного шоколада. Немного алкоголя, совсем немного, он едва начал всасываться в кровь.

— Благодарю вас, Франсуа. Не стоит говорить кому-нибудь о нашей с вами беседе, хорошо?

— Для меня так будет лучше.

Через полчаса Мегрэ позвонил Фумель.

— Я был у той старухи, шеф, и поехал с ней в прозекторскую. Предложил ей отвезти ее домой, но она отказалась, пошла одна в сторону метро.

— Ее квартиру ты обыскал?

— И не нашел ничего, кроме книг и журналов.

— Никаких фотографий?

— Плохонькие снимки мужа в мундире швейцарского солдата и увеличенный портрет Оноре, когда тот был еще ребенком.

— Никаких писем, заметок? Ты просмотрел книги?

— Никаких. Этот человек не писал и сам не получал писем. Ни он, ни тем более его мать.

— Есть один след, которым стоит пойти при условии сохранения предельной осторожности. Некий Стюарт Вильтон живет на улице Лонгшамп, у него собственный дом — не знаю только номер, — но, думаю, что ты без труда найдешь его. У него собственный «роллс-ройс» с шофером. Он наверняка время от времени ставит машину перед домом или держит ее в гараже поблизости. Постарайся заглянуть в машину и проверить, не лежит ли там меховая полость для ног. Такая странная меховая бурка из темно-серого меха, может быть, полосатого. Как шерсть кота.

— А что еще, шеф?

— Сын, Вильтон-младший, всегда останавливается в отеле «Георг V» на Елисейских полях. У него тоже собственная машина.

— Понимаю.

— Но это еще не все. Хорошо бы достать снимки одного и второго.

— Я знаю уличного фотографа, который работает как раз на Елисейских полях.

— Желаю успеха.

Следующий час Мегрэ провел у себя в кабинете, подписывая различные бумаги, а когда он вышел из здания полиции, то вместо того чтобы, как обычно, сесть в автобус, идущий в сторону дома, направился в район Сен-Поль.

Было по-прежнему холодно и мрачно, как и бывает в январе, фонари бросали туманный свет, а силуэты людей выглядели темнее, чем всегда, как если бы ранний парижский полусумрак размазал полутени.

В тот момент, когда Мегрэ сворачивал на улицу Сен-Поль, из-за угла послышался женский голос:

— Как дела, господин комиссар?

Это была Ольга, скромно одетая, в дешевой шубке, имитирующей котиковое манто. Мегрэ решил воспользоваться случаем и спросить ее кое о чем из того, что хотел узнать в другом месте. Она как будто свалилась с неба — это была особа, наиболее подходящая для того, чтобы ответить на те вопросы, которые его интересовали.

— Скажи мне, девочка: если тебе хочется выпить чего-нибудь горячего или просто согреться ночью, куда ты идешь? Какое заведение в этом районе открыто после полуночи?

— У «Леона».

— Это бар?

— Да. На улице Сент-Антуан, напротив метро.

— Ты встречала там когда-нибудь своего соседа?

— Швейцарца? Нет, ночью никогда. Правда, я видела его там несколько раз, но только днем.

— Он пил?

— Только белое вино.

— Благодарю.

На этот раз она бросила ему на прощание, притоптывая на месте, чтобы согреться:

— Желаю успеха!

С фотографией Кюэнде в кармане Мегрэ вошел в прокуренный бар и, встав у стойки, заказал стаканчик коньяка.

— Вы знаете этого человека?

Хозяин заведения вытер руки о фартук, прежде чем взять двумя пальцами фотографию и вглядеться в нее.

— А что он такого сделал? — спросил хозяин, прикидываясь наивным?

— Умер.

— Что, повесился? Самоубийство?

— Почему вы так думаете?

— Сам не знаю. Так как-то подумалось. Я его видел раза три-четыре… Он редко сюда приходил. Нелюдимый, ни с кем никогда не разговаривал. Последний раз…

— Когда это было?

— Точно не скажу. Может быть, в четверг, может быть, в пятницу, а может, и в субботу… Он всегда приходил после полудня, на минуточку, выпивал стаканчик вина у стойки и сразу уходил.

— Он пил только один стаканчик?

— Иногда два… Но никогда больше… Нет, выпивохой он не был. Таких я узнаю сразу, с первого взгляда…

— В каком часу он приходил в последний раз? После обеда? Или вечером?

— Поздним вечером, пожалуй, далее ночью… Минуточку. Моя жена уже пошла наверх, чтобы лечь… Должно быть, было уже далеко за полночь, может быть, половина первого, а может, и час…