Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой рассказ изрядно их рассмешил, да и я не удержался, приправляя все шуточными элементами, принялся смеяться, что есть мочи. Наступило желанное умиротворение. Подумал, может и не стоит входить в глухое одиночество, рассудить я все могу и на ходу, как, собственно, и поступал раньше. Нужно ли чаще общаться с людьми? С этим я приду в обыкновенную норму обыкновенного течения времени…
Но все же, друзьям не рассказал про обморочное состояние и последовавшие за этим пограничные видения. Подобные вещи оставляют себе, для уразумения, а уже после, при детальном рассмотрении и различном верчении сего, делятся с другими.
Поблагодарив друзей и распрощавшись с ними, сеанс связи подошел к концу. Я подошел к своей кровати и самозабвенно откинулся на ее мягкую поверхность, желая раствориться в пустотности, чтобы стать темной кручей в сверкающем пространстве инакости.
Не безумием ли мы дышим, ежедневно предаваясь самым различным делам, с утра, до вечера шествуя под улыбкой божественной природы, и ни на минуту не сомневаясь в укоренившемся понятии счастья? В старые времена такое состояние, каким придался сейчас я, называлось экзистенцией, и люди того времени страдали много больше, чем современное наше общество.
Мы научились извлекать из натурального простую радостную весть, и несем этот синий огонь уже на протяжении миллиона лет и конца тому не видно…
Тонкое светящееся, громом нарушающее окружающую нас тишину – это находит ощущение кристального потока из области стылого космоса, где рядятся спиралевидные точки света и вместе с пустотами красоты впадают в состояние любовного экстаза. Это слияние бесконечного с бесконечностью же.
Такое можно помыслить? К нам пришло чувство внутренней наполненности, элементы счастья распались на изначальное и конечное. Мы радуемся этому подарку, как дети радуются праздничным сюрпризам.
Родительская опека Космоса приводит существо в состояние покоя, мир плавно течет в венах животворного великолепия. Изломанные линии созвездий говорят с нами на языке далеких предков, прошлое незримо присутствует в нашем настоящем. Все, что когда-то приходило и продолжает приходить в этот мир, остается в нем до скончания веков. И только, когда последний лучик света перестанет гореть и все погрузится в непроглядную вечность, тогда придет Освобождение.
Мрачные зубья экзистенции глодали мои кости, пережевывая плотную материю по подобию обычной резиновой жвачки.
Пространство медленно покрывается пылью, смертоносные очищения души несут с собой благую весть. Скоро придет желанное забвение, а уже после всего, когда конечное вещество раскрутит собственную ось, настанут времена чистого сияния, где радость и любовь раскроют свои необъятные каверны течением новых миров.
Науёки, рубиниум, резариус, кадмон и зеркальная шкатулка. Эти вещи напоминают мне о недавних событиях, которые кажутся чем-то невероятно далеким.
Цезарра и Мишель, дядя Грау, мечтательный дом в глубинах изумрудных лесов – все это великолепие сладкой патокой разливается в мозгах, где свальные восторги дней превращаются в гормоны тихого удовольствия.
Мечтаю открыть ларец с Седьмой Печатью и вручить тот огонь всевозможности Маришеку, ибо знаю, что ему эта «бездна» нужнее, чем воздух.
Он сможет принять эту информацию, исключительно качественно ее переработать и превратить в сверкающее свечение истинного «Десятого Пространства», которое ярким пламенем облагородит нашу славную цивилизацию и водрузит весь мир в состояние Гармонии.
***
Гранитный куб, испещренный тысячью летающих мушек, погребенных в те легендарные времена, когда земноводные вышли из мутной водной глади, намечает свое присутствие на Земле красным крестом. На посаженном ветвистом образовании, что одиноко стоит рядом с кубом, висят розовые конфетки в тонкой металлической обертке. Весело они шелестят на мягком, бархатном ветру, приносимым со стороны зимнего солнцестояния, где низкие скальные барханы певуче осыпаются духом сонливости.
Сырой воздух подкрепляется холодным солнечным завыванием. Утрата произошла и теперь весь мир скорбит. Не понимаю, зачем так горбиться перед светлыми ликами и греть замерзшие руки у иллюзорных огней алтаря. Это ваше причастие к великому времени старой ипостаси? Вы смешны так же, как смешна вся эта молчаливая процессия перед каменной громадой куба.
В глубокой ночи кубическая глыба светится нежным теплым светом, напоминая далекое-прошлое шествие к пятиступенчатому дому, после того смутного, непонятного времени, проведенного в странном забытьи.
Имена стерлись окончательно, истлели на подобии того размеренного уклада жизни, что теплится в сочных телах физического мира.
Все понято и без слов. Каждый вечер ты собираешься прикладываться к постели, в надежде получить желанную толику отдыха, лишь немного напоминающего то спокойствие, которое приходит после окончания жизни в своем материальном воплощении.
Призрачное научное вместе с цветастым духовным готовит нам ложе для сна в чащобе дикой изначальной вечности, которая отдалена от нашего привычного непомерной стеной незнания. И мы можем только догадываться, куда приведет подобный опыт.
Еще никогда прежде солнечные Странники не заходили так далеко в своих путешествиях и нам всем отрадно знать, что их пространственные исследования окажут всему мирозданию неоценимую помощь в познании собственной души. Что же есть то громадное нечто, что так бесцеремонно ворвалось в наши размеренные жизни, кому воздарить награду за нарушение привычных основ?
***
«Зеленая ветка сама себя греет где-то на задах впереди всего классического толка. Толкователи всех мастей выскальзывают вперед. Не смотри на буквы как на родимое пятнышко, ибо оно сам себя в расчет пустит, а где будешь ты, сможешь ли ты остаться собой во тьме необычайной породы?
Творчество песцом выступает вперед. Все выступает вперед, даже небеса и воды мировые. Грингмуц певчей птицей распаляет себя. Глаза все еще не могут рассмотреть новые вспышки. Солнце выходит из тени.
Однажды ко мне пришел друг-вокруг и принес с собой короткое письмо, в котором было означено самоличное присутствие на неких похоронах. В этих землях на темном фоне теплеет весна, капель по окнам низких домов стекает вниз. Все оно вниз идет, бредет толки и высмаркивает сё обратно в ноздри.
– Посмотрите на это небо! Оно выпрашивает молочного сахарного рожка. – Однажды сказал мой друг, забирая у меня письмо.
– Но ему нельзя принимать сахар, это больше похоже на помешательство или кавардак апельсиновой корочки. – Отвечал я, глядя куда-то за горизонт серебристо-серых небес.
Корка, что находилась у меня в руках была яркого цвета, и поджарена со всех сторон. Кислотно-зеленый цвет на шапке. Рука возделась к земляным недрам. Она сама по себе от чего-то сделалась или превратилась в упругую фуксию. Нечего больше делать в данных кулуарах. В сновиденческой реальности тоже. Корявая ветка треснула на сильном ветру и упала в лужу».