***

– Ваше пальто, сэр! – Некий одноглазый человек подает мне свою одежду, а я смотрю на него как на пришельца. Оказываю неуважение.

Беру пальто. Надеваю. Выхожу в просторный двор, а на террасу выхлопывается дождь. Берет мои глаза и ярко их выбивает под короткими и жиденькими солнечными лучами. Небо теперь скрыто под плотным слоем облаков. Сюрреализм еще не начал ходу, успеть бы на поезд до моей деревни!

Селение находилось в двухстах крентелей от сего поместья. Хозяин выказывал все то время, пока я гостил у него, искреннее радушие и был очень любезен во многих началах. Показал моему интересу коллекцию холодного оружия, перевернулся на лестнице из темного бука аж несколько раз, своего помощника Роберта сделал моим временным едожуем (съедал то, что не смог доесть я).

Через мысленный мусор я выходил на утренние пробежки вокруг имения. Во время этого приятного для тела и души занятия рассматривал далекие горы и зеленые поля и на сколько мне позволял круг обзора – небо. Оно здесь иное, чем в Грингмуце. Поддернутое рассредоточенной лиловой дымкой и розоватыми облаками, что весело раскачивались и над головой, и над вершинами обширной горной цепи. Иногда эти воздушные облачка напоминали сахарную вату!

Есть хотелось ежечасно и кормили меня самой отборной едой. Жареные червячковые крылышки, песочные торты с легким желтковым кремом, чайное желе с кусочками персика и клубники. И это только одно блюдо! Можете себе представить, что происходило на столах в часы приемных обеда и ужина?

Дерево под тарелками со съестным опасно кренилось в бок и вниз грозя разломиться надвое. А когда это все-таки происходило, хозяин посмеивался в маленький кулачок и велел обслуге все убрать и накрыть новый стол взамен ушедшему в небытие.

Первое время треклятое «Десятое Пространство» никак себя не проявляло, по крайней мере мне так казалось. Но через четыре дня мои очки начали замечать некие воздушные верчения с радужными сполохами. И тут-то я понял, что птичка сыграла с моим восприятием шутку. Ха-ха-ха! Дуремар, дуредум, дурепар. Все они это – я!

Милая «десяточка» взяла мое сознание на абордаж. Можно ли в то вообще поверить? Оно являло взору несуществующие картины, самым наглым и сладким образом обманывая мозг. Реальность из восхитительной и связной картины превратилось в суповой набор из различных смысловых клише и более того: художественное творчество видоизменилось до неузнаваемости.

Холсты и краски стали пятачками с фиолетовыми глазами, листы с машинопишущими транспарантами трансформировались в лазурный ландшафт, являя собой кусочки свежего моря. Лагуна. Оранж. Высота Стекла. Башня под боком. Что все эти образы из себя представляют? Мне и величавого Грингмуца хватает с лихвой!

Ах, приходится возвращаться в имение добролицего хозяина ни с чем. Ни одну желтую птицу не удалось поймать. Пробежку из-за нахвата «десятки» пришлось остановить. На прощание горы махали мне розовыми облаками, я тоже рукой выписывал размашистые пятаки.

Ну да что это я в воспоминания пустился? Поезд ждать не будет! Хоть дождичек уже накрапывал совсем не мелко, а очень даже упругой стенкой, пришлось расправить долгоперый зонт в белый горошек, что мне выдал Роберт. Спасибо ему!

Путь пробивался меж цветочных лугов, и запах от них шел отменный, пряный, теплый и уютный. На несколько секунд мне пришла в голову такая мысль: «А не остаться ли возле имения? Поселюсь в одном из пасечных домиков, буду вкушать дивный аромат молочных травок да поглядывать на далекую гористую местность…». Но я отринул сё от себя, отмахнулся от сладкой грезы и пошлепал дальше, на станцию, где скоро должен подойти мой поезд.

Зонтик, выданный родовым имением, хорошо спас мое толстое-тонкое тело, лишь ноги оказались по щиколотку в рыжей грязи, но это ничего, совсем ничего. Тепло в теле и ежечасные приемы пищи сделали из меня доброго, очень позитивного человека, я даже позабыл свои обыкновенные склочные привычки перебивать собеседников и высмаркиваться посреди священной вечери. Единственное что меня чуть-чуть тревожит, как бы «десяточка» не взялась за плоское причинное место, пока я вострю уши на благожеланный вокзал!

Эти радужные чертенята так и норовят прибрать в свои сюрреалистические ноздри мой кроткий дух! А ведь я только начал жить, но уже вижу конец… Как это печально, как это похоже на сон или фантазию воспаленного ума. Если бы можно было выйти за рамку и посмотреть, кто же занимается написыванием моего пути.

А вот и вокзал виднеется в близком далёко, осталось совсем немного! Благодарен имению, приютившему бумажного человечка, все отказывались, а он прыг-скок и уже возле сердца накрывает полный стол восхитительной еды. Знает же стервец как взять меня за жабры!

О, вокзал, уже вижу его металлические навершия и пустынный перрон, на котором я бывал около десяти раз. Мое десять не то «десять» оккультистов или самоучек магунов, моя Десятка с большой буквы! Это число равно пяти по двум или двум по пяти, это моя отрада духовная, это отлет в иное измерение!

Вы знали, что Демьен, мара которого в серебристом медальоне болтается у меня на груди, высыпался на два тела вперед в черную коловерть космоса? Он потерял свою сущность, а я ее отыскал и прибрал к себе, как трофей или игрушку, у чьей гортани не хватает связок, чтобы сказать Слово.

Люблю это! Не подумайте, я не садист и не урод, просто мне нравится рыться в рассредоточенном пространстве темноты, там много интересного можно найти. Временами даже выплывают целые системы живительных организмов, а иногда цивилизации и планеты с остаточным звездным шлейфом! Одним словом – красота!

Взошел на перрон, билет у меня уже есть, стою под металлической крышей и жду. Жду своего момента. Время гибким ужом огибает мою бумажную сущность. В эти моменты я ощущаю себя книгой, которую прямо сейчас читают и каждую страницу которой перелистывают смоченным в вязкой слюне пальцем. Бррр.

***

Сновиденческая реальность оказывается серебряным пухом снежного вечера. Холодный свет вышки с прожектором подсвечивает волнистую крышу двухэтажного кирпичного строения, что темным прямоугольником высится над всем окружающим ландшафтом.

Крупные снежинки причудливой кристаллической пленкой оседают на стылой земле. Их плоская структура, на свету, придает им блистающее сказочное свечение, что так кстати к подобному времени, наполняющим дух истовым волшебством. Я смотрел на снегопад, прожектор и крышу и меня на самом деле засасывало в эти формации, я начал ощущать всенарастающее успокоение.

Представлять себя падающим снегом, ледяным свечением фонаря, волнообразной крышей и воспарять в темно-синие небесные глади, где за разреженным воздухом следует покой вечного черного космоса. Я был блистающими снежинками, был этим мертвым серебряным свечением и был обыкновенным простецким покрывалом, что уютно укрывал землю. В это забвенное время меня как человека не существовало. Данное созерцание открыло божественное успокоение вне привычной формы, и я рад тому, что успел почувствовать.

Запись под мизерные звуки окружающего мира, наполнение пустых белых страниц красивыми буквами и стройным осмысленным рядом. Серебряная ручка с красными чернилами при мне, и я пишу, забывая обо всем.