Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю, что ты арестовал нашу Кварацхелия. Освободи ее!
— А вам не кажется, что вы вышли за общепринятые рамки и вторгаетесь в мою деятельность?
Сдерживая раздражение, Чичуа ответил:
— Мне виднее, что нужно сделать, а ты здесь человек временный. Твоих действий здесь никто не поймет. Я лично ее знаю уже много лет и готов за нее поручиться.
Было над чем призадуматься.
— Я подумаю. Постараюсь что-то предпринять. — Я не хотел с ним ссориться.
— Вот и хорошо! — подытожил Чичуа, и мы разошлись.
А к вечеру меня неожиданно вызвал для разговора по ВЧ военный прокурор Закавказского фронта полковник юстиции Панфиленко.
— Что это вы своевольничаете? Немедленно освободите Кварацхелия! — начал он.
— Ваши слова я воспринял только как пожелание. Готов все сделать, но только по вашему письменному приказу. — Я решил не сдаваться и упрямо добавил: — Считаю, что Кварацхелия я арестовал правильно.
Ночью над Сухуми появился немецкий самолет, сбросивший несколько небольших бомб, к счастью не причинивших никакого вреда. Утренний поезд из Тбилиси прибыл вовремя, и с ним ко мне — нарочный от Павленко. Он вручил мне его приказ немедленно освободить Кварацхелия, что я и был вынужден исполнить. Она не проявила удивления и поспешила домой.
Все разъяснилось просто. Оказывается, Этери Кварацхелия была сводной сестрой самого Лаврентия Павловича Берия, члена Политбюро КПСС.
Кварацхелия был первым мужем его матери. Он умер и ей оставил от первого брака старшего сына и дочь.
Все это поведал мне заместитель прокурора Абхазии Меладзе. Он же предупредил меня, что, если Берия узнает о том, что его сестра была арестована, мне не на что будет надеяться. Но мне сказочно повезло. Судя по всему, до него это не дошло.
Счастливое самоубийство
За время моей работы в Абхазии было еще одно прелюбопытнейшее дело, возникшее в сухумском военном гарнизоне. Поводом к его возникновению послужило хамское отношение к подчиненным старшего офицера, наделенного властью и усвоившего привычку распекать их по любому поводу.
Осенью 1944 года в часть поступило новое офицерское обмундирование из стран-союзниц — Америки и Англии. Оно отличалось улучшенным качеством и по строгому приказу командования распределялось только среди офицеров действующей армии.
Получила его и Отдельная стрелковая бригада, которая располагалась по побережью Черного моря до Новороссийска, где еще не утихали бои. Как прокурор сухумского гарнизона эту стрелковую бригаду обслуживал я. Этим и объясняется то, что я лично знал многих военнослужащих, а среди них и старшину Зураба Твилдиани, свана по национальности, служившего в автороте на офицерской должности.
Когда стали распределять обмундирование, возник вопрос о Твилдиани: ведь он был старшиной, хотя и на офицерской должности. И командир автороты разрешил один комплект выдать Твилдиани. Тем более что все знали о представлении его к званию «младший лейтенант».
Твилдиани принятому решению был рад.
Как раз в это время прибыл вновь назначенный начальник штаба бригады, полковник Смирнов. Человек уже в возрасте, призванный из запаса, невысокого роста, сутулый, с заметным брюшком, он с первого своего появления в Сухуми сразу проявил себя как человек с неуживчивым характером.
Скорее всего, засидевшись в тылу, он был одержим жаждой деятельности и стремился к тому, чтобы всем доказать свое стремление навести всюду должный порядок.
Начал полковник с того, то накричал на одного из своих помощников, усмотрев в его действиях недостаточную расторопность. Потом строго отчитал оперативного дежурного по штабу, долго разговаривавшего с кем-то по телефону, даже не потрудившись выяснить, кто звонил и по какому поводу. Досталось и коменданту штаба, которого не оказалось на месте, когда Смирнов позвонил ему.
Вот на такого начальника штаба и суждено было нарваться старшине Твилдиани.
Твилдиани приехал в штаб с каким-то поручением, но не успел сделать и нескольких шагов, как встретил полковника Смирнова. Тот сразу обратил внимание на офицерское обмундирование старшины и, ни в чем не разобравшись, заорал:
— Это еще что за явление?! Как ты позволил себе расхаживать в неположенном тебе обмундировании? Наглец! Я за это тебя живо проучу!
Твилдиани попытался ему что-то объяснить, но Смирнов продолжал кричать:
— Где комендант, немедленно переодеть его и поместить на гауптвахту, чтобы и другим неповадно было!
Затем, уже обращаясь к Твилдиани, заявил:
— Я долго церемониться с тобой не стану!
Те, кто это слышал, ничуть не сомневались, что хамское обращение может взбесить гордого свана. А Смирнов не унимался и даже дал волю рукам: вцепился старшине в плечо и подтолкнул к подбегавшему коменданту штаба.
И тут произошло неожиданное. Твилдиани потянулся к кобуре и выхватил наган.
Перепуганный насмерть, Смирнов укрылся за спину коменданта, а затем трусливо побежал в штаб.
А старшина Твилдиани поднес наган к своему виску и выстрелил. Остальное произошло как на экране в кино. Во двор штаба стремительно влетел «газик», с которым старшина, как видно, прибыл в штаб, бездыханное его тело солдатики подняли и быстро увезли в ближайший госпиталь в поселке Гульрипш.
Естественно, что о чрезвычайном происшествии сразу позвонили в военную прокуратуру гарнизона.
Пока мы осматривали место происшествия и составляли протокол, полковник Смирнов во двор штаба не выходил. Я застал его в служебном кабинете, где он, сидя за письменным столом, быстро что-то строчил на бумаге. Скорее всего, это было его обширное донесение об общей обстановке в штабе бригады и об обстоятельствах происшедшего.
Когда я представился, Смирнов, бегло взглянув в мою сторону, даже не приподнялся с места. Мне показалось, что он мое представление пропустил мимо ушей — вполне возможно, что до него не дошло ни кто я, ни зачем к нему явился.
Поэтому я спокойно произнес:
— Должен вас допросить, освободите мне место, а сами пересядьте вот сюда. — И я указал ему на стул рядом с приставным столиком.
Смирнов несколько удивленно на меня взглянул, что-то понял, заторопился и пересел на указанное мною место. Я уловил его испуганный взгляд, брошенный на мои погоны капитана юстиции.
Я, конечно, начал с выяснения первопричины возникшего конфликта.
Смирнов объяснил его только тем обстоятельством, что старшина позволил себе явиться в штаб в неположенном ему обмундировании.
— Вы увидели его впервые? — поинтересовался я.
— Да.
— Откуда он прибыл в штаб и с какой целью? — продолжил выяснять я.
— Меня это не интересовало, — проговорил Смирнов.
— Кто выдал старшине это офицерское обмундирование и разрешил его носить?
— Этот вопрос я