class="p1">А вот вчера они с Григорием Петровичем договорились встретиться в центре города, погуляли, зашли в ресторан. Посидели там за приятной беседой часа два и ушли в числе последних посетителей. На дворе стояла весьма паршивая погода: проливной дождь и ветер так и норовили сбить с ног.

Григорий Петрович сильно опьянел, и Гурову пришлось тащить его буквально на руках. Кое-как добрались до дому, поднялись наверх, с трудом открыли дверь, вошли в комнату и зажгли электричество. Уже собрались лечь спать, когда Карпов вдруг предложил:

— Павел Васильевич, как ты смотришь на то, чтобы сыграть парочку партий в картишки, в двадцать одно?

— Не дури. Я хочу спать! — отмахнулся от него Гуров.

Однако Григорий Петрович только выразительно прищелкнул пальцами по карточной колоде и настойчиво проговорил:

— Слышь, поднимайся! Сыграем в очко, всего одну-две партийки. Деньги еще есть!

— Ложимся спать! — Гуров начинал злиться.

Но Григорий Петрович не унимался. Извлек из ящика небольшую стопку денег, заявил:

— Ставлю четвертак! Клади свою долю и тяни карту!

— Ты еще пьян, брось эту дурацкую затею, — попытался протестовать Гуров. Но Григорий Петрович неожиданно угрожающе повысил голос:

— Спрашиваю в последний раз. Ты будешь играть или нет?!

— Тем не менее я все же твердо заявил: «Нет!» — продолжал Гуров. Потом демонстративно отвернулся к стене.

К счастью, это подействовало на Григория Петровича, он явно угомонился:

— Черт с тобой! Стану играть сам с собой!

Сон Гурова, конечно, глубоким не был. На жестковатом и узком диване он беспокойно ворочался и просыпался.

Григорий Петрович тем временем продолжал играть в карты с воображаемым противником с прежним азартом. Лицо его пылало, со лба срывались капли пота.

— Что же произошло потом? — спросил я.

Свидетель горестно вздохнул:

— Ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь.

Я вскочил, настольная лампа все еще горела, но Григория Петровича не было. Тут дверь отворилась, и в комнату вошли двое: один — в милицейской форме, он представился тамошним оперуполномоченным, и дворник в белом переднике.

— Вы кто здесь будете? — строго поинтересовался оперуполномоченный.

— Всего лишь гость, — ответил Гуров. — Из-за плохой погоды остался ночевать.

Дворник, видно хорошо знавший жильцов дома, подтвердил:

— Не наш.

— Где хозяин комнаты? — продолжал милиционер.

Гуров только пожал плечами:

— Что у вас стряслось? — продолжал вопрошать опер.

Гуров промолчал, подумав, что его заспанный вид красноречивее слов. И вдруг как гром среди ясного неба:

— Кто это и почему сиганул вот из этого окна?

Гуров недоуменно выглянул из окна. Во дворе на асфальте лежало неподвижное тело Григория Петровича. На столе лежала записка, из которой следовало, что Карпов безнадежно проиграл… Ее текст был предельно ясен:

«Ухожу из жизни со стыдом и позором. Проиграл в очко три тысячи казенных денег. Прощайте!»

На этом наша беседа и закончилась. Я позвонил по телефону на работу к Карпову. Оказалось, что эти три тысячи рублей — зарплата, которою он не успел до конца рабочего дня раздать. Произошел чудовищный случай. Человек предельно честный умудрился сам себя обыграть в карты — ни с чем подобным в нашей следственной практике я не сталкивался.

Гуров немного помолчал и с нескрываемой тревогой спросил:

— Что мне будет за всю эту историю?

— За историю ничего не будет! — успокоил я его. — А вы за собой чувствуете какую-то вину?

Видимо, Гуров подсознательно боялся прокуратуры, полагая, что визит сюда чреват неприятностями.

— Вам нечего опасаться. Произошел несчастный случай. И вы тут ни при чем! — развеял я его страхи.

С этими словами я извлек из своего портфеля его паспорт, командировочное удостоверение и безоговорочно вернул их ему под расписку.

И только тогда испуг окончательно исчез с его лица.

Дело Королькова и Глебова

Лейтенант Петров уже усвоил, что в здешних лесных чащобах, мирно соседствующих с непролазными зарослями никогда не кошенной травы и бесчисленными заболоченными местами, ощетинившимися частоколом камыша, наступающий рассвет постоянно запаздывал. Неясные ночные шорохи вначале чуть заметно сменял робкий шелест листвы, взбудораженный порывами ветерка, потом воздух заметно свежел, наливаясь полевыми запахами, и лишь после этого окружающая темень заметно редела, а на смену ей прорывались первые лучи солнца. Но в просветлевшем небе еще долго продол жали мерцать далекие звездочки.

Всю прошедшую ночь Петров провел со своим взводом в боевом охранении, специально выдвинутом за передний край окопов в расположении их стрелкового батальона. Но он хорошо знал, что, как только вступит в свои права рассвет, нужно сразу отходить назад, надежно укрывшись в окопах. Ведь все уже свободно просматривалось и простреливалось со стороны немцев. Вот почему лейтенант Петров, убедившись в том, что рассвет вот-вот наступит, для верности взглянул на свои часы со светящимся циферблатом и условным коротким свистом подал общую команду к отходу.

О своевременности его решения можно было судить по тому, что и немцы уже прекратили бросать в небо осветительные ракеты, чем ежедневно с наступлением сумерек занимались с завидным упорством. Свинцово-серые вспышки этих ракет с равными интервалами как бы пронизывали все пространство вокруг. И в эти мгновения Петров всякий раз с превеликим удовольствием замечал, что невдалеке справа все еще догорал подбитый немецкий танк. Над ним стойко клубилось бурое облачко дыма, а с башни, развороченной прямым попаданием снаряда, даже сыпались огненные искры.

Взвод отошел на исходные позиции не мешкая, организованно. И только в этот момент обнаружилось отсутствие двух бойцов. Об этом доложил лейтенанту его помкомвзвода, сержант Кабдыров, казах по национальности. Слегка путая русскую речь, он с нескрываемой тревогой доложил:

— Товарищ лейтенант. В моем отделении нет два стрелка.

— Не понял. Ты это о чем? — спросил Петров, абсолютно уверенный, что в боевом охранении ночь прошла спокойно и без всяких происшествий.

Очевидно, так же вначале подумал и Кабдыров. Однако, поставленный перед свершившимся фактом и весьма этим озадаченный, он только и нашелся, что, избегая взгляда командира, произнести:

— Плохой дела выходит!

Петров посуровел, но, все еще сомневаясь, переспросил неуверенно:

— Чего городишь? Кого недосчитался?

— Считался, недосчитался! Младший сержант Корольков — нет! Рядовой Глебов тож нет!

— В боевом охранении они были вместе?

— Так точно!

Дальнейших разъяснений Петрову не потребовалось. Смысл сказанного Кабдыровым стал предельно ясен. Этого младшего сержанта Королькова, призванного из запаса, и солдата-первогодка Глебова Петров знал. Оба отличались примерной дисциплинированностью и в боевой обстановке проявили себя неплохо. Обоих Петров отрядил в самый дальний секрет, что находился в камышах, у них на левом фланге, у края обширного болота. Оно, правда, считалось непроходимым. Однако в боевых условиях любая предосторожность не лишняя. Потому всякий раз, заступая на дежурство,