«Вряд ли из этого выйдет что-то путное, — объясняла я самой себе, опять возвращаясь в читальный зал. — Нечего раскатывать губу. Если не очаровываться, то и разочарование не придет. Мне будет чем заняться в Интернете — и то ладно».

После библиотеки мы быстро перекусили, встретились с Кариной и Ириной и все вчетвером пошли в Лувр, где и пробыли до самого закрытия. В этом огромном хранилище ценностей каждая из нас нашла что-то свое. Маринка зависала от картин художников, участвовавших в ее любимых исторических событиях. Ирка сообщила, что родители велели ей посмотреть на Венеру Милосскую, Нику Самофракийскую и Джоконду, и носилась в поисках этих растиражированных шедевров, не обращая внимания на все остальное. Карина, похоже, вообще не интересовалась выставленными экспонатами: заходя в очередной зал, она окидывала его взглядом, находила красивый фон и выгодный ракурс для своей физиономии и заставляла нас снимать себя на фоне произведений, на авторство, название и смысл которых ей было плевать. Что же до меня, то я, если честно, не увлекаюсь ни изобразительным искусством, ни выполнением обязательной туристической программы, ни фотографированием своей персоны. Поэтому меня в Лувре больше всего заинтересовали не экспонаты, а посетители. Кого только тут не было! И волосатые хиппи, и престарелые «люди искусства» в велюровых пиджаках и шейных платках, и восторженные толпы китайцев (или японцев?), фотографирующие все на своем пути, и женщины в черных чадрах до пят, странно сочетающихся с разноцветными рюкзачками за спинами, и даже настоящие индейцы — с темной кожей, узкими глазами, в цветных накидках и высоких шляпах, которые принято носить то ли в Перу, то ли в Боливии, то ли в Венесуэле… Я как будто находилась не в центре Парижа, не в центре Франции, а в центре мира!

После Лувра мы были настолько уставшими, что смогли только поужинать и, не говоря друг другу ни слова, завалиться спать. А на следующий день, в воскресенье, сели на электричку и поехали на весь день в Версаль.

Наверное, вы знаете, что Версаль — это резиденция французских королей, служившая таковой в XVII–XVIII веках. Иными словами, маленький городок под Парижем наподобие питерского Петергофа. Все мы ожидали от этой поездки чего-то необыкновенного: погружения в королевскую жизнь, настоящей придворной атмосферы, путешествия на триста лет назад… и, если честно, были разочарованы. Версаль был красивым… но мертвым. Придворной атмосферы в нем осталось не больше, чем в Лувре или в Зимнем дворце. Лепнина и позолота нам быстро приелись; живопись после вчерашнего просто уже не лезла. Толпа туристов из интересной превратилась в раздражающую: ни одну скульптуру в версальском саду нельзя было сфоткать без того, чтобы в кадре не оказалась куча народу.

— Такое ощущение, что сегодня пятое октября тысяча семьсот восемьдесят девятого года, и мы — среди толпы санкюлотов[9], пришедшей из Парижа и ворвавшейся в королевские покои, требуя хлеба, — не удержалась от умничания Марина.

Совершенно иным делом оказалась спрятавшаяся вдалеке от дворцового комплекса деревушка. Нет, не настоящая. Игрушечная! Оказывается, королева Мария-Антуанетта, о которой мы уже столько наслушались от Маринки, любила изображать из себя крестьянку, так что велела выстроить для себя этот уголок сельской жизни, где развлекалась, пила шампанское и даже сама иногда доила коров. Подозреваю, что условия здесь сильно отличались от настоящей деревни. Игрушечный поселок королевы напоминал скорее декорации к фильму-сказке или локацию из компьютерной игры в стиле фэнтези. Если честно, в этой сказке мне хотелось бы остаться навсегда. Жаль, что это было невозможно.

Возвращаясь из Версаля, я задумалась о том, что поскорее бы наступил понедельник. Тогда с утра мы снова пойдем в школу, где я первым делом выйду в Интернет и посмотрю, что мне ответил Жан-Батист.

Чуть позже я поймала себя на том, что вспоминаю об этом парне, в сущности совершенно мне незнакомом, уже пятый раз за день.

В понедельник в нашей группе появились новые ученицы — Татьяна и Дженифер. Урок начался со знакомства с ними. Первая, как и Наташа, вышла замуж за француза, переехала из России в Париж и теперь посещала языковые курсы, чтобы лучше адаптироваться в стране. Дженифер была из США. Ее посадили рядом со мной. Эта девушка оказалась более воспитанной, чем два уже знакомых мне ее соотечественника, но очень уж странной. Выяснилось это после того, как Дельфина, разбив нас на пары, дала задание: совместно придумать (договорившись между собой по-французски) сюжет для какой-нибудь смешной сценки и разыграть ее без слов так, чтобы остальные догадались, о чем речь. Дженифер, которая оказалась моей парой, стала восторженно предлагать сюжеты, все как один связанные с нарушением какого-нибудь мелкого американского закона и попаданием в полицию: провоз ребенка без детского кресла, некультурное поведение в парке, покупка алкоголя несовершеннолетним… Именно такими, на взгляд американки, были увлекательные приключения. Я предложила ей не мудрить, а просто разыграть сценку экзамена с неготовым студентом и злобным преподавателем.

Впрочем, не об Америке, не о студентах и даже не о Дельфине думала я всю первую половину занятия. Я думала о том, как бы дождаться перерыва. А потом, едва он начался, помчалась в рекреацию, к компьютерам.

Жан-Батист ответил. Он заверил меня в том, что он не негр и не араб. Правда, фото так и не прислал. Но главным было то, что Жан-Батист уехал из Парижа — и как раз до того дня, когда мне самой придет время отправиться восвояси! Разминулись! Что за невезение!

После окончания второй половины занятий я обратила внимание на русскую речь в рекреации и случайно подслушала разговор Наташи и Тани.

— Работы тут не найдешь, — вздыхала одна. — Мой диплом всерьез не воспринимают. Как увидят, что иммигрантка, — сразу от ворот поворот. В Макдональдс, что ли, пойти, бутербродами торговать?

— Я тоже сижу дома, — отозвалась вторая. — Стреляюсь со скуки. Муж считает, что я должна тусоваться с его друзьями, а с ними одна зевота! На все праздники одно и то же: Рождество — в клуб, Новый год — в клуб, День Валентина — в клуб… А в этом клубе с ними и поговорить не о чем! Живут уныло, ничем не интересуются. Зато сколько самодовольства! Они думают, что лучше, цивилизованнее меня, только потому, что они французы, а я русская!

— Это уж точно. А как я скучаю по своим друзьям в Донецке!

— А я к маме хочу… Но Анри не нравится, когда я уезжаю к ней слишком часто…

Произнеся эти слова, русские жены французов замолчали, а вскоре развернулись спинами и занялись своими делами. Похоже, они не знали, о чем еще говорить. Я посмотрела на стайку американцев, на кучу японцев, на китайцев, которые всегда и везде появлялись компанией… А мы с Наташей, учась в одной группе, всего однажды перекинулись парой фраз и ни разу не пообщались по-человечески!

Какие же мы, русские, недружные!

Сами себя не любим, не уважаем… А потом удивляемся, что и другие так же к нам относятся.