Вот брат Михаил смел с ними, он умеет. Остановится еще около них, шутить, разговаривает с ними, а как захочет, скажет слово, в миг всех разгонит, как и не бывало их. Он на Господней пристани состоит, и привык к ним, часто дело с ними имеет. А я так ужасти боюсь. Знаете, когда я позапрошлый раз с вами вечером говорила и окончила, то домой идти одна побоялась. Так много их было кругом, а у вас так было хорошо и смирно. Вот я до самого утра все по вашим хоромам гуляла. Должно уж к полдню вашему, меня хватились и пришли за мной. А то бы еще просидела. Ну, про что сегодня сказывать?

В. — Таня, ты обещала рассказать о трех сестрах; хочешь сегодня рассказать?

О. — Ладно. Так слушайте. Вот жили три сестры и одним делом занимались; все вышивали, и была у них мать. Только все они были любящие, добрые, богомольные, и все такое хорошее, одним словом, все как след. Только работа у каждой розно шла.

Вот один раз мать взяла работу, принесла домой, поровну на три разделила, и молвила:

— Ну, вот, работа большая, заработаем много, но надо ее к сроку.

Ладно, разделили поровну между сестрами; старшая глянула и затосковала сразу: «Работа, моль, хорошая, но трудная, и как с ней управиться?» Вторая глянула и сказала: «Ну, что ж, Бог поможет». A младшая только засмеялась и сказала: «Как не успеть, что за штука, на все времени хватит».

Ну, начали работу: старшая прямо взялась, и так и этак все думает как лучше сделать, начнет, покажется ей что недостаточно хорошо, сейчас распорет свою работу; опять сызнова начнет. Все у ней одна дума: как бы лучше сделать, a вместе с тем как бы успеть. Другая посмотрела, помолилась, все рассчитала, сколько часов работать и сколько отдыха, а там думаете: Бог укажет. А младшая все сложила в сторону: хватите де времени на все.

Ну, вот и день, и еще день проходит, а старшая ни днем, ни ночью покоя не имеет и спать-то ляжет, а сна нет. Молиться начнет, а стежки в глазах так и стоят; вскочит, все поняла, думает, и опять бежит к работе и удивляется, как это сестры спят; а самой опять кажется, что все не то и все-то ей не любо и на все досада берет и опять молится. Вторая не спеша встанет, матери в хозяйстве поможет, подумает, и за работу. Пока старшая порет и переделывает, она все дальше да дальше идет. Ну, вот и младшая надумалась: видно и мне пора, уже сестры много наработали. Она было и села за работу, но тут на улицы веселье, а там подруга пришла, опять не время, а пока так все ходила и работа запылилась, чистить надо, а там шелк куда-то девался, и все у ней так.

Ну, а время идете и работа идет. Но как идет? У старшей есть места на диво, а есть хоть брось. Есть, сама не налюбуется и другие дивятся, а то хоть не гляди; а работы осталось еще много; и с лица то она спала, и пища не нужна, а в сердце одна тоска; и люди не малы и сама себе не люба. Вторая далеко за половину ушла, и все у ней ровно как в одно; и ест она и спит и Бога славит и уже на младшую глядит: «Много де ей придется помочь, потому там от начала недалеко, да и то, что сделано, то грязно».

Ну, за то младшая даже и за это время еще с лица поправилась, потому мать лучше и кормит и ходит, чтобы дочкам не в усталость было, а побольше сил набрались. Вот и к концу идете дело и мать уже понукает, говорит: «Торопитесь, заказчик хорошо платить, но и требователен он». Уж тут старшая себя не помните и ее совсем горе берет: «Неудачная, мол, я, ничего не умею делать». А вторая уже кончила и сестре помогает.

Но вот Бог и конец работе послал; окончили час в час как должно. Сложили работу и мать взяла и понесла. Старшая тоскует, от окна к окну ходит; вторая отдыхает, а младшая уже в лес по грибы пошла, да еще и похваляется: вот де как мы работаем на славу.

Пришла мать и говорит старшей: Работа взята, да только удивляются, что это за работница, нерадивая, что ли? Работа второй дочери как с машины; ну, а третьей назад принесла: пусть де начало будете как конец. И закручинилась старшая и говорит: матушка, почему это так? А потому, говорит, что ты в себя не веришь и хочешь выше себя стать; а Бог каждому положит по Силам; а если выше сил возьмете, то будто и лучше выйдет, да себя надорвешь. Вот вторая сестра по силам работает, у ней идете все ровно, как следует; ну, а про тебя младшая скажу: садись да опять работай, а я сзади стоять буду, потому ты и хорошо работаешь, да время не умеешь размерять. Я за тебя размеривать стану, садись, да шей, пока не скажу: будет.

Вот, мои дорогие, поразмыслите. Кто уши имеет и слышит, да слышит. Потому видите, выходит, что нужно себе верить, ведь, и в тебе Бог, а Он знает, сколько и как может каждый сработать.

Еще послушайте, как самые эти же сестры попали за больными ходить. Тут другое совсем вышло, Дали им по шести больных на комнату. Вот старшей, все больные не наглядятся на нее; и хоть она убивается за ними и ночи не спить, и не ест, и сама извелась, и надорвала здоровье. Даже сами больные за нее сокрушаются, да только она недолго протянула и сама умерла. У второй в комнате все чинно, разумно, больные смирно лежать, все делается вовремя, да только скука и тоска такая, что и сами больные не дождутся, когда уйдут из больницы. Все чинно да нудно, и все по порядку, а вот у младшей одно веселье: шум, смех, а про болезни и забыли. Что она сама не доделает, то сами больные доделают. Зато, всегда и все дозволено; все жалеют, что вот скоро выздоровели и удивляются, почему это так все скоро поправились. Да многие болезни прямо за смехом и весельем прошли. Вот н судите, где что хорошо и что надо.

По моему разумению, к чему сердце лежит, там и работа