само предположение, конечно, а то, что до такого можно было додуматься, не зная меня.

Я терпеть не могу рассказывать про свою травму. Даже с Шатунами мама обсуждала это без меня – не знаю, что она им наплела. Я понимаю, что мое состояние очевидно и скрыть его не удастся. Но это вовсе не означает, что я должна перед кем попало душу изливать!

Вот только Сергей больше не подходил под определение «кто попало». Я не разобралась в нем и той роли, которую он может играть в моем предполагаемом безумии. Но он уже поверил мне, пришел сюда… Разве этим он не заслужил немного честности?

– Шрамы на ногах настоящие, хромота – тоже, – проворчала я, отводя взгляд.

– Я могу узнать, что с тобой случилось?

Он задал вопрос мягче, чем я ожидала, совсем не с той носорожьей наглостью, которую я привыкла видеть у того же Тимурчика. Этим он меня и победил.

– Я всего этого не помню, для самой себя я всегда была такой, остальное мне рассказывали… Мне было месяца два или три, когда я сильно заболела. Понятное дело, никто рисковать не стал, меня тут же поместили в больницу – а в больнице случился пожар.

Я могла рассказывать об этом абсолютно спокойно. Я знаю, что это страшные штуки – пожар, и смерти детей, и горе родителей… Это ведь со мной было! Но память благородно защищала меня от этого. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не боялась огня.

– Тогда некоторых пациентов успели вывезти, но многие погибли, – продолжила я. – Там же дети были… А я вообще была в одном большом зале, где стояли люльки с младенцами.

Только мне и удалось выжить.

– Как?

– А я знаю? Повезло, наверно. Моя кроватка стояла в центре зала, пожар успели потушить прежде, чем огонь добрался до меня. Но без последствий не обошлось: на меня сверху свалилась то ли балка, то ли какая-то панель. Горящая, естественно. Она переломала мне ноги – что там ломать тех младенческих ножек? И ожоги оттуда же.

Меня вытащили из сгоревшей больницы и лечили, как могли. Но не все ведь поправимо!

Насколько я знаю, переломы были сложнейшие, а детские косточки – очень тонкие и хрупкие.

Их соединили, но получилось все равно кривовато. Отсюда и моя пингвинья походка, которая так всех веселит и с которой я ничего не могу поделать. Да и ожоги уже не исчезнут, все, они со мной до конца. Но я выжила, а другие – нет. Поэтому сложно сказать, повезло мне или нет.

Думаю, все-таки повезло. Да, я не в восторге от того, что в меня тыкают пальцами, ржут, как кони, да еще и снимают на мобильный. Но я привыкла жить в этой коже. Я это я, и мне нечего стыдиться. Так что мне пришлось заплатить не самую высокую цену за свою жизнь, зато я научилась ее ценить.

Сергей некоторое время молчал, раздумывая о чем-то, потом сказал:

– Извини.

– За что?

– За то, что заставил тебя это вспомнить.

– Да я как бы и не забываю… Забудешь такое! Но все нормально. Ты имел право спросить – я тебя немножко обдурила сначала, вот тебе правда в качестве компенсации.

– Интересный подход, – улыбнулся он. Я впервые увидела, как он по-настоящему улыбается, и это было куда приятней, чем его отработанная голливудская гримаса на камеру. – Но все же… Откуда ты знаешь то, что написала мне?

Я морально подготовилась ко второй попытке рассказать ему правду про странный мир.

Может, хоть теперь он поверит мне? Или я снова потеряю его доверие… Но иного объяснения у меня просто нет!

Давать объяснение мне и не пришлось: в руках у Сергея зазвонил все тот же смартфон, отвлекая его от моей скромной персоны. Он посмотрел на экран, неприязненно поморщился, но ответил.

– Да, пап. Какая разница, где я? Гуляю! Сегодня съемок нет. И репетиций тоже нет! Не веришь мне – у Володи спроси… У меня должно быть свободное время или нет?! Ладно, блин, щас приеду…

Что ж… Похоже, то, что я услышала в призрачном мире, было верным хотя бы отчасти: у Сергея сложились не самые простые отношения с родителями, которых он восхвалял в каждом интервью.

Он завершил вызов, но смартфон не убрал.

– Диктуй номер, – велел он.

– Чего? – смутилась я.

– Свой номер диктуй, я тебе позвоню, когда получится снова встретиться. Когда – не знаю, съемки еще.

Да уж, от недостатка уверенности в себе он не страдает. С чего он взял, что я пойду на вторую встречу? Что мне это вообще интересно? Что он, хоть трижды звезда, вообще достоин моего внимания?!

Вот об этом я и думала, пока диктовала ему свой номер.

11

Если отбросить все оправдания и называть вещи своими именами, то получится вот что: я ему соврала. Когда мы с Сергеем встретились в следующий раз, я сказала, что просто догадалась о его истинном состоянии – по отдельным словам, по выражению лица. Он был впечатлен тем, что я так тонко его поняла. А мне было стыдно.

Но что еще оставалось? Я уже убедилась, что он общается со мной искренне – и ни о каком тайном мире знать не знает. Если бы я снова завела эту волынку, он бы решил, что я того – куку. С приветом. Так обо мне уже думают все Шатуны и даже моя мама, но их мнение меня не очень-то волнует. А чтобы обо мне так думал Сергей – не хочу.

Это оставляло вопрос его связи с тем миром открытым. Как и моей! Я уже и так высчитывала, и эдак, а все равно не могла объяснить, почему меня туда утягивает – и почему я возвращаюсь. Так много «почему», что утонуть в них можно. Уж лучше отвлечься!

Тем более что просто общаться с Сергеем оказалось легко. Не потому, что он какой-то особенный, просто он нормальный – без пафоса, без самолюбования, хотя причины вроде как есть. Я даже не заметила, как мне этого не хватало!

Я отказывалась признаваться, что превращаюсь в его фанатку, но в чем-то так и было. Чуть-чуть! Я начала читать статьи о нем, подписалась на все его аккаунты, рассмотрела все фото. Я хотела узнать о нем все, что можно. Себя я оправдывала тем, что мне это нужно: вдруг вычислю, как мы оба связаны с тем миром? Я верила в это, потому что хотела верить.

Так я узнала, как выглядят его родители: моложавая пара, которая себе в отдыхе и роскоши не отказывала. Пока Сергей пахал на трех съемках одновременно, они слетали на Мальдивы. Оттуда его отец еще умудрялся звонить и устраивать выговоры, если на сына отсюда кто-то стукнул.

У него было несколько близких друзей – в основном или артисты, или мажоры. Или то и другое одновременно. Рядом с ним постоянно вились известный