Поступить как с Канателенем и отправить жить в дом к Свенельду? Ну, Свенельд-то с его известным пристрастием к молоденьким мальчикам был бы, наверное, совсем даже не против. Юный и пригожий Алеша – это вам не одноглазый и побитый жизнью финский разбойник. Но нет, этого я не сделаю.

Пусть будет при мне. По крайней мере, рядом со мной будет человек, который хотя бы умеет читать и писать. Правда, читать тут нечего.

Все-таки в трезвом виде я не решился бы на такой шаг. Однако под влиянием немалого количества пива и вина, выпитых на тризне, чего только не сделаешь…

– А ты не боишься, князь? – вдруг спросил Алексей, вскинув голову.

– Чего мне бояться? – даже не понял я с первого раза.

– Не боишься, что я захочу отомстить тебе? Ты сделал так много зла, великий князь, что должен опасаться мести.

– Нет, не боюсь, – засмеялся я наивности такого вопроса. – Совсем не боюсь, Алеша. Какой из тебя мститель? Ты же христианин, а христиане не мстят. Разве не так? Христиане прощают своих врагов. В особенности тех, которые искренне покаялись.

– Откуда ты знаешь, князь? – Алексей был ошеломлен моими познаниями. – Ты интересовался христианской верой?

– Скажи лучше, согласен ли ты пойти ко мне в слуги.

Мальчик остается мальчиком в любых обстоятельствах.

– А мне можно будет носить оружие? – неожиданно спросил Алеша. – Если я буду твоим оруженосцем, то можно мне иметь свое оружие?

Ну и дела! А зачем ему оружие, если он христианин? Впрочем, что за глупость пришла мне в голову: он же не свидетель Иеговы – они появятся только в девятнадцатом веке. А нормальный христианин вполне может хоть с мечом…

– Я хочу стать воином, – выпалил Алексей, и его щеки порозовели от волнения. – Ты спросил у меня, князь, что ты можешь для меня сделать. Вот я придумал – я хочу стать воином. Христианским воином. Это ведь можно?

Я призадумался. Конечно, можно быть христианским воином. История полна имен христианских воинов. Только не здесь и не сейчас…

Я сильно устал, и в голове уже шумело нестерпимо. Хотелось завалиться под медвежью шкуру и задать храпака на весь терем – пусть дружинники внизу послушают, как могуче храпит их князь.

– Знаешь что, – примирительно пробормотал я. – Наверное, это потом как-нибудь можно будет устроить. Мы подумаем… Эй, Немига!

Старый слуга тотчас явился, и вид у него был недовольный – Немига хотел спать.

– Вот, – сказал я, укладываясь на шкуру и закрывая слипающиеся глаза. – Этот мальчик по имени Алеша будет моим младшим слугой. Позаботься о нем, он будет тебе помогать. Ясно? А теперь уведи его и уходи сам.

Немига был потрясен моим легкомыслием. На его глазах творилось какое-то кощунство…

– Но он же попович, великий князь, – проговорил старый слуга. – Он же сын христианского попа!

– Вот и отлично, ты все знаешь, – засыпая, ответил я и повернулся на левый бок.

– Так и будем его теперь звать – Алеша Попович.

Зима этого года выдалась очень снежной – глубокие сугробы покрыли улицы Киева. Высота их была такова, что многие дома оказались завалены почти под крышу. Жители расчищали только узкую полосу вдоль улиц, чтобы можно было передвигаться на санях.

Обильный снег всегда радует, потому что все думают о весне: земля хорошо увлажнится и легко будет сеять – появляется надежда на хороший урожай. От морозов замерз Днепр, и на время прекратилась торговля – река была единственной транспортной артерией, по которой доставлялись на судах товары. В другие времена года днепровская пристань была вся заставлена кораблями, на которых привозилась в Киев всякая всячина и на которых отсюда отправлялись товары на юг – к берегам Черного моря, откуда велась торговля с Царьградом и другими греческими городами.

Единственным развлечением в зимние месяцы была охота. Этим занимались все жители, но княжеская охота была целым событием – на нее отправлялись большим кортежем на несколько дней. Кроме развлечения, это был еще и хороший способ запастись мясом, ведь к исходу зимы истощались продовольственные запасы не только в домах горожан, но и в княжеском тереме. А кормить нужно было большое число людей и каждый день – тут никаких запасов не хватит.

Меня не оставляли мысли о Любаве. Теперь, когда я узнал о том, где она и что с ней, стало еще труднее сдержаться и не отправиться в Корсунь немедленно. Но я понимал, что делать это не следовало. Конечно, я мог бы послать кого-нибудь в греческий город и выкупить Любаву из рабства – золота на это в княжеских запасах хватило бы с лихвой. Но сделать это тайно было невозможно: я все время находился под пристальными взглядами множества людей.

Жизнь властителей всегда привлекала внимание подданных. Каждый твой шаг обсуждался, строились догадки и предположения. Стоило мне выкупить Любаву и привезти ее в Киев, как тотчас же этот поступок оказался бы в центре внимания, сделался предметом пересудов по всему Киеву. Почему князь сделал это? Разве не хватает ему наложниц в тереме? А если не хватает, отчего он не обратил внимания на множество красавиц в городе, а притащил зачем-то чужую рабыню?

Моя репутация и так была подмочена, в чем немалую роль сыграл Жеривол. Он еще ничего не мог знать о моих планах крещения Руси, но, обладая поистине дьявольской интуицией, чувствовал, что князь относится к нему недоброжелательно.

Жериволу оставалось только удивляться переменам, которые на его глазах произошли с князем киевским. Ведь он, как и все прочие, не знал о том, что я – совсем не тот человек, который привел его с собой в Киев и утвердил верховным жрецом. Тот Владимир был ярым язычником, он сам любил человеческие жертвоприношения древним богам, а в жестокости мог соперничать с любым исчадием ада – этим вещам Жеривол у него мог только учиться.

Но, к огорчению верховного жреца, князь вдруг переменился. Жеривол был взбешен моим запретом принести трех человек в жертву богам по возвращении рати из Булгара. Такого презрения к себе и к древней религии жрец не ожидал. А мое решение взять и вообще отпустить всех трех предназначенных в жертву людей вообще выглядело в глазах Жеривола вызовом и надругательством над ним.

Меня бы это не беспокоило, если бы жрец не принимал своих мер против меня. Мер, которые, видимо, считал необходимыми, вынужденными. Ведь князь изменился до неузнаваемости, его следовало остановить…

Поэтому по Киеву упорно ползли слухи о том, что поход на Булгар недаром закончился неудачей – боги разгневались на князя Владимира и лишили его своей помощи. Сразу после бесславного возвращения умер боярин Блуд – прославленный человек, мудрый государственный муж. Отчего произошли все эти несчастья? Ясно, отчего: князь не чтит богов, он с ними не в ладу.

Есть ли тому доказательства? Конечно, есть! Разве не видели все, как князь Владимир отменил жертвоприношение богам? Это видел весь Киев, все добрые люди. Князь освободил людей, которых готовились принести в жертву, да еще оскорбил верховного жреца. Разве все это – не верные признаки того, что князь обезумел и потерял всякое благочестие?