– Хотела бы заметить, мне кажется, моему хозяину это только на пользу. Мистер Коста слишком привык, что все делают то, что он скажет.

У Шарлотты сжалось сердце.

– Мне кажется, раньше все складывалось по-другому.

Делла лишь пожала плечами.

– Возможно. Подождите меня здесь.

Рафе пришел в сознание и какое-то время не понимал, где находится. Потом ощутил легкие прикосновения рук.

– Что со мной случилось?

– Я перевязываю тебе ногу. Не мешай мне.

Шарлотта. Его тело безошибочно узнало ее, прежде чем она заговорила.

– Почему ты решила, что я стану мешать?

– Насколько я вижу, это единственное, что тебе нравится, Рафе Коста.

Рафе почувствовал что-то липкое и холодное на коже, должно быть, лекарство. Шарлотта ухаживала за ним. Он хотел рассердиться, злился на то, как она обращается с ним.

Но она прикасалась к нему, и он не мог найти в себе сил для атаки, пока она трогает его.

– Разве жизнь не преподала тебе горький урок?

– Да, но это не обязательно отразилось на моем характере.

– Почему?

– Если я буду такой же, как ты, мы не сможем найти компромисс.

Рафе внезапно рассмеялся, потом, когда Шарлотта нанесла новое лекарство, охнул.

– Какой смысл бороться? В этом нет никакой радости. Жизнь – это не только борьба. По крайней мере, Рафе, я надеюсь, что это так. Я провела много времени, приспосабливаясь. Меняла привычки и взгляды. Словом, не так, как ты. Но теперь я хочу стать самой собой.

– И ты думаешь, со мной это невозможно? Но ведь ты у меня дома и со мной все лучше, чем шагать куда-то в неизвестность.

Шарлотта тяжело вздохнула, расправила повязку.

– Когда я была ребенком, со мной обращались отнюдь не как с принцессой. Впрочем, мы уже обсуждали это.

– Да. Ты сравнила это с взрослением рядом с отцом. Тем не менее у меня иное мнение. Я никогда не угрожал твоей безопасности.

Рафе удивился, когда почувствовал прикосновение ее руки к своему лицу.

– Разве это свобода?

– А как бы ты распорядилась свободой?

– Я не стану разделять тебя с детьми. Со временем ты поверишь в это.

– Доверие дается мне сложно.

– Почему?

Шарлотта продолжила заниматься его коленом.

– Я вырос в бедности. Мы с матерью нуждались после того, как отец выгнал нас из дома.

Она замерла.

– Как?

– Отец прогнал нас, когда к нему вернулась жена.

Шарлотта молча обрабатывала рану. Откуда она знает, как накладывать повязки? Она заботилась о другом мужчине? Рафе готов убить его. Дети? Он попытался представить ее с детьми, и его сердце дрогнуло.

– Я этого и не знала.

– Да, потому что я не рассказывал об этом.

– Но должен был. Еще пять лет назад. Рафе, как так получилось, что мы настолько мало знаем друг о друге?

Он ухмыльнулся.

– Нас ослепляла страсть. А теперь я просто слеп.

– Между нами еще полно страсти.

Рафе подался вперед и, нащупав ее лицо, взял его в свои руки.

– Хорошо.

– Ты рассказывал мне об отце.

Он отпустил ее.

– Разговоры о страсти мне интереснее.

– Именно поэтому мы так плохо знаем друг друга.

– Мой отец был богат и женат. У него собственный дом в Риме. Мы жили там до того, как мне исполнилось четыре года. Он часто бывал с нами, но однажды вернулся и объявил, что скоро приезжает его семья.

– И приказал вам уйти? Просто так?

Рафе заерзал на месте. Ему не нравилось говорить об этом, вспоминать и думать.

– Он не принимал активного участия в моей жизни. Никогда. Даже когда мы жили под одной крышей. Меня воспитывали няни, его никогда не бывало рядом. Мне нравился дом, очень красивый, с диковинными вещицами и библиотекой. Особенно мне пришлись по душе полупрозрачные фигурки рыбок из муранского стекла. А когда он приказал нам уйти, я ни о чем его не попросил. Единственное, что мне хотелось, хотя бы одну такую рыбку.

– Ох, Рафе.

– Отец снял ее, поставил на край стола, а потом смахнул на пол. Она разлетелась на тысячу мелких осколков, которые было невозможно собрать вместе.

Рафе с головой ушел в воспоминания.

– Да как же он мог?

– Ты меня об этом спрашиваешь? Твой собственный отец собирался насильно выдать тебя замуж!

– Помню. И это многое обо мне говорит. Думаю, я до сих пор испытываю глубокие переживания.

– Это говорит лишь о том, что ты – лучшая. – Его голос дрогнул. – Наши дети будут самыми счастливыми.

Рафе до сих пор до мельчайших подробностей помнил дом отца. Помнил и себя – ребенка, сидящего по-турецки на пушистом ковре. А потом…

Ночевки на улице, никаких игрушек, разбитая рыбка, пустой желудок.

Он отбросил воспоминания.

Его дети никогда не будут нуждаться. Он приложит для этого все возможные усилия и никогда не станет пользоваться своей властью над ними.

А как же Шарлотта? Разве он не удерживает ее рядом с собой против ее воли?

Его слова прозвучали строже и решительнее, чем он того хотел.

– Ты же не оставишь меня?

– Рафе, я не знаю, чего хочу от жизни. Все, что сейчас происходит, близнецы… Близнецы, Рафе. Я просто не могу не думать о них. В замке, по крайней мере, спокойно. У меня появилось много времени для себя. Здесь оно словно стоит на месте, и в каком-то смысле это хорошо. Совершенно точно могу обещать тебе одно: я никогда не разлучу тебя с детьми.

– А ты?

Ее желания не имеют значения. Главное – дети, хотя и ее присутствие в его жизни постепенно обретало для него значение.

– Я останусь. Ради детей, – пообещала она.

Она пообещала остаться. И это главное.

– На следующей неделе мой друг принц Филиппе устраивает вечеринку.

– Что?

– Что именно ты не услышала?

– Ты так внезапно сменил тему.

– Вовсе нет. Ты пообещала остаться со мной, поэтому мне больше не нужно удерживать тебя. И мы сможем вместе полететь к Филиппе, посетить арт-галерею, которой управляет его жена.

– Ты так щедр, – заметила Шарлотта с сарказмом.

– Я просто информирую тебя о наших планах.