– Вовсе я не пахну!

Он мог бы поспорить с ней, но не стал. В конце концов, таким необычным образом он нашел ее впервые. Этот аромат цветов с тех пор напоминал ему о ней.

– Как скажешь.

– Мне захотелось прогуляться.

– Шарлотта, тебе нельзя покидать замок.

– Прости, Рафе, но я буду делать это, когда захочу. Я не пленница.

– А вот и пленница. Ты ведь и понятия не имеешь, где находишься.

Повисла пауза.

– Нет, по-моему, это ты не в курсе.

– К твоему сведению, я добрался сюда самостоятельно.

– Пусть. Но ты не знаешь этого места, поскольку не бываешь здесь.

– Шарлотта.

– Рафе, ты не имеешь права манипулировать мной. Не понимаю, как ты можешь обращаться со мной так, как поступал мой отец.

Снова подул ветер. До них донесся запах сырой листвы.

– Я не твой отец.

– Но ведешь себя так же.

– Если бы был таким же, как он, я бы предвкушал наказание. Таким был твой отец. Он обожал наказывать людей.

Она невесело ухмыльнулась.

– Я знаю это лучше тебя! Да, он никогда меня и пальцем не тронул. Я была ценным активом, он не хотел навредить моей красоте, при этом многого лишил меня. Например, взаимодействия с внешним миром. Он запрещал мне это. Я прекрасно понимаю, как профессионально он мог изводить людей.

– И не только словесно. – Рафе не хотелось церемониться и носиться с ее чувствами. А чтобы не переживала, пусть крепко запомнит: он не ее отец.

– Его приспешники пытали людей. Ломали им кости.

Последовала долгая пауза, после которой Шарлотту осенило.

– Ты делал это?

– Нет, но наблюдать приходилось.

Зашуршали листья. Она переступала с ноги на ногу. Вероятно, подбирала слова.

– Вот этого я и не понимаю, Рафе. Почему ты ничего не сделал, чтобы остановить это? Почему был с ним?

Ну, коль скоро рассказал ей о причине своей слепоты, он не станет утаивать и это.

– Я был вынужден. Видишь ли, деньги – это власть. Твой отец вытащил меня из тюрьмы в Риме, когда я попался на краже. Потом он дал мне образование и расплатился с нашими долгами. Он держал в своих руках не только мою жизнь, но и жизнь моей матери.

– Что с ней стало, когда ты…

– Майкл перестал платить ей ренту и выставил на улицу. После того как мои дела пошли в гору, я купил ей дом, где она живет до сих пор.

– Вы видитесь?

– Нет. У меня нет желания. Она постоянно просит денег. Не могу ее ни в чем обвинять, ей пришлось несладко.

– Ты никогда не рассказывал о ней. Даже когда мы были вместе, не упоминал о ней.

– Как и о многом другом.

– Знаю. Зачем ты был со мной, понимая, что наши отношения обречены? Или это придавало тебе легкости? Скажи, тебе было легко играть со мной в любовь?

Ее слова задели его. Он попытался придать голосу мягкости.

– Шарлотта, сейчас я не играю с тобой. Я не собираюсь отказываться от собственных детей, и ты не сможешь диктовать мне условия. Ты можешь быть счастлива здесь. Со мной.

– Если так и есть, не думаешь ли ты, что я была счастлива там, куда меня заточил отец?

Всю неделю Рафе с успехом избегал ее. Или, может быть, делал это не умышленно, ведь существовала и такая вероятность.

Хотя Шарлотта сомневалась.

Слишком уж тщательно он планировал свое время, чтобы допустить случайность. Если бы Рафе хотел ее видеть, они бы встретились. Он ничего не оставлял на волю случая.

Она тяжело вздохнула, шагая взад-вперед по застекленной террасе, к которой начала относиться как к своей личной комнате. Несмотря на дискуссию, разгоревшуюся между ними на прошлой неделе, Шарлотта не отказывала себе в удовольствии прогуливаться по саду. Пусть Рафе и держит ее в заложниках, он не сможет диктовать ей условия жизни в позолоченной маленькой клетке.

В конце концов, бежать ей некуда, и это не повод отказываться от свежего воздуха.

Несмотря на то что сегодня шел дождь, Шарлотта удовольствовалась проникавшим в помещение слабым бледным солнечным светом.

Она толкнула бедром один из диванов, тот легко заскользил по полированному мраморному полу. Шарлотта повернула его так, чтобы было видно, что происходит за окном. То же самое она сделала со столом. Так намного лучше. Она хотела просто сидеть и смотреть в окно, у нее не было настроения бороться с Рафе.

Через некоторое время ей захотелось чая. Конечно, можно попросить об этом кого-то из прислуги Рафе. Они очень внимательны к ней, и ей часто приходило в голову, что Делла – экономка – явно не одобряет действий хозяина.

Это заставляло Шарлотту почувствовать себя в безопасности, будто у нее появился союзник. Так приятно заручиться поддержкой.

Конечно, Делла ничего не могла сделать. Вероятно, она нуждалась в работе, поэтому не смела высказать Рафе все, что думает. Он явно не демократ. В его замке царит диктатура.

Однако сегодня Шарлотта чувствовала себя удивительно хорошо и не хотела, чтобы кто-то обслуживал ее. Можно ведь и самой себе приготовить чай. И вообще, нужно чем-то занять руки.

Она – заложница. Это напоминает ей о прошлом. У нее предостаточно времени, чтобы многое обдумать.

В голове теснилось много мыслей и переживаний из-за того, что случилось с Рафе. Это, в свою очередь, привело к воспоминаниям о том, как им было хорошо вместе. Сладкие, горькие, болезненные чувства. Рафе впервые заставил Шарлотту почувствовать себя любимой.

Именно поэтому сейчас ей так сложно его ненавидеть. Всякий раз, слыша его шаги, она надеялась, что он войдет и они смогут поговорить.

Этот мужчина показал ей, как это – любить и быть любимой в ответ, пусть от былых чувств не осталось и следа. Ложь Жозефины, его травма и долгая разлука оказались сильнее их молодой любви. Неокрепший росток уничтожили суровые холода.

Тем не менее это было, и Шарлотта помнила.

Рафе – единственный, кто связывает ее со счастливыми моментами прошлого.

Она не может ненавидеть его, несмотря на то, что он это заслужил.

Она побрела на кухню, нашла на плите чайник и приготовила себе напиток.

По пути в комнату Шарлотта заметила Рафе. Несчастье случилось раньше, чем она успела его предотвратить. Он пересек комнату, зацепился коленом о диван, который она передвинула, и рухнул на мраморный пол.

Сердце Шарлотты подскочило к горлу, и она выпустила чашку. Фарфор разлетелся на куски, ударившись о пол. Ей захотелось причинить себе боль, чтобы хоть как-то искупить вину перед Рафе.