В гористой местности Ливана, Галилеи и Северной Сирии христиане и мусульмане не из суннитов живут общинами. Христиане, не общаясь с мусульманами, не практикуют межконфессиональные браки. Египет, в противоположность, – равнина. Распределение населения ведет к гомогенному перемешиванию, позволяющему ренормализацию (то есть дающему власть меньшинству).

Египетские копты страдают еще и оттого, что переход в ислам необратим. Во время исламского правления многие копты переходили в господствующую религию: процедура была формальной, зачастую смена веры помогала найти работу или решала проблему, требовавшую вмешательства исламской юриспруденции. Не нужно было становиться истинно верующим, тем более что ислам мало противоречит ортодоксальному христианству. Но постепенно христианские и иудейские семьи, почти как марраны в Испании, переходили в ислам по-настоящему: два поколения спустя потомки забывают о намерении предков.

Ислам всего лишь переупрямил христианство, которое и само победило благодаря упрямству. Задолго до ислама христианство исходно распространялось по Римской империи из-за… слепой нетерпимости христиан: они обращали других в свою веру упорно, агрессивно и безапелляционно. Поначалу римские язычники были к христианам терпимы: традиция предписывала делить богов с другими жителями империи. Они дивились, отчего эти назареи не меняются богами и не предлагают своего Иисуса римскому пантеону в обмен на каких-нибудь других парней. Неужто наши боги для них недостаточно хороши? Однако христиане римских язычников не терпели. «Гонения» на христиан были в основном результатом нетерпимости христиан в отношении пантеона местных богов. Мы читаем исторические записи христианской стороны, а не греко-римской.

О том, как выглядело возвышение христианства с римской точки зрения, мы знаем очень мало, в основном информация черпается из житий: так, есть рассказ о мученичестве св. Екатерины, упорно обращавшей в христианство своих тюремщиков до тех пор, пока ей не отсекли голову, вот только… очень может быть, что св. Екатерины не существовало. Впрочем, св. Киприана, епископа Карфагена, действительно обезглавили при Валериане. У нас имеются бесконечные истории христианских мучеников и святых, но почти ничего – о героях-язычниках. Из хроник вычистили даже упоминания о ранних христианах гностической традиции. Юлиан Отступник пытался вернуться к древнему язычеству, но это все равно что продавать французскую еду в Южном Джерси: рынка нет. Попробуйте удержать воздушный шарик под водой! Дело вовсе не в том, что язычники были интеллектуально неполноценны; моя эвристика подсказывает мне, что чем больше вы язычник, тем вы умнее – и тем лучше учитываете нюансы и неопределенность. Чисто монотеистические религии вроде протестантского христианства, салафитского ислама и фундаменталистского атеизма дают пристанище буквалистам и посредственностям, которые не понимают, что такое неопределенность[42].

На деле, глядя на историю средиземноморских «религий», а точнее, ритуалов и систем поведения и веры, мы видим, как нетерпимые то и дело толкали систему ближе к тому, что мы называем религией. Иудаизм почти проиграл из-за правила «иудей признаётся по матери» и ограниченности одним племенем, однако христианство победило – и по тем же причинам победил ислам. Ислам? Исламов было много, и последний извод этой религии довольно сильно отличается от ранних. В итоге ислам захватили (в суннитской ветви) пуристы – они были нетерпимее прочих. В XIX веке ваххабиты (они же салафиты), основатели Саудовской Аравии, уничтожали святыни почти на всей территории страны, которая стала их страной. Они навязали ей максимально нетерпимое правление – позднее им подражал в этом ИГИЛ[43]. Каждый новый извод салафизма, кажется, собирает самых нетерпимых людей других его ветвей.

Еще одно свойство децентрализации, которое «интеллектуалы», возмущенные выходом Великобритании из Европейского союза (брекзит), не понимают: если в политике есть, скажем, трехпроцентный порог, после которого начинается власть меньшинства, при этом в среднемупрямое меньшинство образует 3 % населения и есть отклонения от среднего, в одних странах власть меньшинства установится, а в других нет. Если же мы соединим все страны в одну, власть меньшинства установится повсеместно. Вот почему США функционируют так хорошо. Я говорил это каждому, кто хотел слушать: мы – федерация, а не республика. Используя язык «Антихрупкости»: децентрализация выпукла к отклонениям.

Концепция односторонности поможет нам развенчать еще несколько заблуждений. Почему запрещаются книги? Конечно, не потому, что они оскорбляют среднего индивида: по большей части индивиды пассивны, им все равно, а если и не все равно, требовать запрета они не будут. Судя по прошлым инцидентам, для того чтобы запретить какие-то книги и занести кого-то в черный список, хватает кучки (мотивированных) активистов. Великого философа и логика Бертрана Рассела уволили из Городского университета Нью-Йорка после единственного письма злой – и упрямой – матери, не желавшей, чтобы ее дочь находилась в одном помещении с человеком, ведущим распутный образ жизни и проповедующим бунтарские идеи.

Видимо, это применимо к любым запретам, по крайней мере к запрету алкоголя в США, приведшему к любопытным мафиозным историям.

Можно заключить, что и моральные ценности в обществе формируются не из-за эволюции консенсуса. Нет, просто самый нетерпимый человек навязывает другим добродетель – именно потому, что он нетерпим. То же относится и к гражданским правам.

Механизмы религии и распространения морали подчиняются той же самой динамике ренормализации, что и правила питания. Вполне можно показать, что мораль похожа на систему, навязываемую меньшинством. Ранее в этой главе мы видели, что между подчинением правилам и их нарушением есть асимметрия: добропорядочный/законопослушный человек всегда следует правилам, однако преступник или индивид с не столь строгими принципами не всегда эти правила нарушает. Аналогичную сильную асимметрию мы обсуждали применительно к правилам питания и халялю. Соединим одно с другим. В классическом арабском у слова «халяль» есть антоним – «харам». Нарушение законов и моральных правил – любых – есть харам. Один и тот же запрет касается принятия пищи и всех прочих аспектов человеческого поведения, и неважно, спите вы с женой соседа, даете ссуду за проценты (и потери заемщика вас не обедняют), убиваете землевладельца из удовольствия. Харам есть харам, он асимметричен.

Когда моральное правило установлено, для того, чтобы диктовать нормы обществу, достаточно маленького непримиримого меньшинства, состоящего из равномерно распределенных по территории последователей. Плохо то, что некто, рассматривающий человечество в целом, может ошибочно думать, будто люди вдруг стали нравственнее, лучше и добрее, что теперь им легче дышится, – в то время как на деле речь идет лишь о малой доле человечества.