у нас девка взбалмошная и характерная, но характер её и усмирить можно.

Я улыбаюсь бабушке. Очень хочется спросить, как усмирить этот характер…

Глава 11

Виктория

Весь день на ногах. Если бы не Генрих, мы бы точно не управились. Я не думала, что у нас с бабушкой столько припасов на зиму было заготовлено и ещё не съедено. Мы только полдня доставали припасы, овощи и яблоки.

Генрих настоял, и Оленьку отправили к Дарьяне. Он прав, девчонке было бы скучно, и она постоянно путалась бы под ногами. Я слишком хорошо знаю свою сестрёнку, поэтому и согласилась. За ней приехали Герман и Даша.

Окинув взглядом всё, что нам предстоит сделать за день, Даша заявила, что ужин приготовит сама и привезёт уже всё готовое.

Какого же было моё удивление, когда Герман вернулся вместе с Марком. Эти трое мужчин стоили бригады грузчиков, за которой ещё приходилось присматривать в оба.

За целый день мы не успели всё. Вернее, перевезли почти всё, но разобрать сил уже не хватало.

Спать в новом доме не на чем. Если только в гостиной на диване.

— Вика, поехали к нам, — предлагает Дашка, которая, как и обещала привезла ужин. — У нас места хватит всем.

Я отрицательно качаю головой.

— Спасибо, Даша. Но я дома с бабушкой. Зря ты Оленьку не привезла. Мешает она вам только.

— Что ты, Вика. Нисколько. Они так хорошо играют. К тому же дети втроём заставляют Аннет разговаривать по-русски. Никто её не мог заставить, а у них получается. Ведь Оленька языка не знает и сразу обижается, если они переходят на другой язык.

Дашка и Герман уезжают к детям, уезжает и Марк, а вот Генрих снова остаётся. А я мучаюсь в догадках, куда я должна положить его спать.

Усталая за день от хлопот, бабушка сразу после ужина уходит к себе, и через пять минут мы слышим её легкое похрапывание. Папа предлагает мне место в спальне. Я отказываюсь. В детской такой бардак из вещей, что там можно устроиться только сидя на коробках.

Убрав всё со стола и загрузив посудомойку, я останавливаюсь посреди гостиной и замираю, глядя на огонь в камине. От него исходит такое тепло. Через несколько минут Генрих оказывается рядом, обнимает меня, прижав к себе.

— Вика, девочка моя, ну не могу я от тебя уехать. Это выше моих сил. Прости, — шепчет он мне на ушко.

— Генрих… — я хочу в очередной раз объяснить ему, но он закрывает мне рот поцелуем. Вот как с ним разговаривать? И что объяснять-то?

Не прерывая поцелуй, мы перемещается на пол к камину. Здесь тепло и так романтично, мы сидим на полу, он нежно обнимает меня, расположив в своих объятиях.

— Вика, ты обещала мне… Чего ты боишься? Что тебя пугает? Ты безумно мне нравишься. Ты сводишь меня с ума.

— Вот этого я и боюсь, — отвечаю я, пытаясь скрыть улыбку.

— Чего? — переспрашивает Генрих, явно не поняв мою шутку.

— Сумасшедшего мужчины рядом, — всё-таки улыбаюсь я и поднимаю на него глаза. — Иди в душ, а я пока постелю тебе на диване.

— Нам, — поправляет меня Генрих, хотя я уже решаю, что посплю в детской на кровати, свернувшись калачиком. Перечить ему не хочется, решаю, после душа по-тихому прошмыгнуть в детскую.

Всё идёт по плану. Пока Генрих принимает душ, я стелю ему постель, немного разбираю кровать в детской, потом ухожу в душ сама. Поздно соображаю, что, кроме пижамки, ничего не взяла. Облачившись в пижаму с бабочками и ромашками, на цыпочках выхожу в прихожую и направляюсь в детскую. Но, не успеваю сделать и пару шагов, как меня подхватывают на руки.

— Далеко собралась? — шепчет Генрих мне на ушко. — Наша кровать в другой стороне, к тому же камин там, и я один не усну… И как же сказка на ночь…

Он сбивчиво шепчет мне это на ушко в перерывах между поцелуями. Дойдя до дивана, мужчина аккуратно опускает меня на него и ложится рядом. Я пытаюсь отодвинуться, но Генрих мне не позволяет, прижав к себе, располагает мою голову на своём плече.

— Отдыхай, маленькая. Ты устала за день, — заботливо шепчет он, поцеловав в макушку.

Я глубоко вдыхаю запах чистого мужского тела с нотками его туалетной воды и проваливаюсь в безмятежный сон.

***

Утром просыпаюсь от тихого разговора бабушки и отца.

— Сынок, не нравится мне это. Только ж с одним жила, сейчася с другим спить. Как же это?

Я знаю, что бабушка меня осуждает. Когда я с Максимом жила, она каждый мой приезд превращала в головомойку. Потом, со временем успокоилась, мамуля тогда за меня всегда заступалась. А сейчас…

— Мама, не трогайте Вику. Она взрослая и сама разберётся. Что по мне, то это достойный выбор.

К отцу следует прислушаться, решает мой мозг, хотя, что прислушиваться… Мне и самой Генрих нравится. Еще ни разу я не просыпалась в объятиях мужчины. Засыпать приходилось, а вот просыпаться — нет.

— Где тут у тебя чего еся. Надо хоть блинчиков пожарить, кормить-то вас чем-то надо.

Мне хочется встать и помочь бабушке, но вот из объятий вылезать не хочется. Вот и нежусь в объятиях сильных и нежных рук рядом спящего мужчины, пока щёку не обжигает поцелуй.

— Доброе утро, маленькая. Выспалась?

Мозг хочет резко ответить: «Я не маленькая». Я уже готова возразить, но увидев глаза мужчины, такие красивые синие омуты, ныряю в них и возражать уже не хочется. Глубокий омут поглощает меня, нежно лаская.

— Давай, вставать? — тихо спрашивает Генрих.

Бабушка с папой замолкают или нет, но я слышу только его и вижу только его. Именно в этот миг я понимаю, что он мой, а я его. И другого я не хочу. Я согласна. И тянусь к его губам за очередным поцелуем…

И снова весь день мы убираем, расставляем, обустраиваем. К обеду приезжает Оля, девчушку привозит Марк. Молодой человек остаётся и помогает Генриху и папе с расстановкой мебели. К вечеру всё готово. Дом приобретает завершённый жилой вид, за исключением детской. Папа настаивает на покупке новой мебели для Оленьки, ведь осенью она идёт в школу и нужно обустроить комнату для будущей школьницы. И они с Марком уезжают на её поиски, Оленька уезжает с ними. Находят. Покупают. Доставка, правда, через два дня. Но сестрёнка, узнав о таких переделках согласна подождать.

Генрих весь день поедает меня взглядом, сообщает, что ночевать мы уедем к нему. Я улыбаюсь в ответ и