Девятко хорошо расслышал слова Храбра, потому что струг снова стал набирать скорость.

— Мне тоже не нравится этот Девятко, — сказал Храбр, провожая глазами струг.

— Отчего же? — удивленно спросил князь.

— Как верно отметил Стоум — слишком угодлив. И слишком жаден. И слишком себе на уме, — сказал Храбр. — Не люблю я таких хитрых. Мне по душе дружинники проще.

— Мы все любим богатство, потому и жаждем его, — заметил Стоум. — Хотя мне этот Девятко тоже не по душе.

— Да, хотеть богатства не зазорно, — сказал князь.

— Да... только не всем оно дается... это уж как угодно богам, — сказал Стоум.

— Отец его кто? — спросил князь.

— Из торговцев, — сказал Стоум, который хорошо знал родственные связи дружинников.

— А зачем же он пошел в княжескую дружину, остался бы с отцом? — сказал князь.

— Он девятый сын в семье, так что ему от отцовского наследства ничего не досталось. Отец любит старшего сына и ему все отдает, — сказал Стоум.

— Многие обделенные младшие сыновья приходят в княжескую дружину. Это не удивительно, — сказал Храбр. — Но только он уж слишком жаден. За деньгу готов перегрызть горло любому. Поэтому я ему не даю поручений, где можно получить что. Пусть довольствуется долей в дружине.

— Он ненадежен? Не предан князю и дружине? Плохой воин? — спросил князь.

— Ну, пока такого не замечалось... — сказал Храбр

— Тогда он наш любимый друг и брат, — сказал князь. — Он уже давно в дружине. А если сомневаешься, то проверь.

Не желая продолжать разговор на эту тему, отвернулся и, приложив ладонь ко лбу, вгляделся в горизонт.

— Мне тоже не нравится этот Девятко. Он молодых не любит, — сказал на ухо Гостомыслу Ратиша.

— Он дружинник отца. Отцу не нравится, когда вмешиваются в его дела, — сказал Гостомысл.

— Это я просто так, — сказал Ратиша.

— Просто так? Да от него и в самом деле тянет подлостью и опасностью! — сказал Гостомысл.

— Чую, это дело затянется надолго. Похоже, мы морских разбойников сегодня и не найдем, — сказал Ратиша Гостомыслу и предложил: — Пошли в тепло?

— Пошли, — согласился Гостомысл, который уже чувствовал усталость.

Корабль шел очень быстро, и казалось, что он летел над волнами. Однако гребцам Девятко не разрешил отдыхать, хотя струг не потерял бы скорости и под одним парусом.

Пока гребцы надрывались в пустой работе, Девятко лежал на мягкой подстилке у мачты и дремал.

Кормчий хотел сказать ему, что надо было бы поберечь силы гребцов на случай, если придется столкнуться с разбойниками, но, уже столкнувшись с боярином, понял, что у него на редкость сварливый характер, потому ушел на корму.

Гребцы, видя, что боярин дремлет, стали небрежно грести, но кормчий сделал вид, что не замечает этого, сел у руля и стал задумчиво смотреть на пробегавшую мимо воду.

От других кормчих, которые ранее ходили с Девятко, он слышал, что боярин жесток к людям.

Но многие дружинники не щадят людей. Они служат князю. Нет у них связи с горожанами. Князь почему-то не любит, когда дружинники берут жен из города.

Кормчий подумал, что ему не повезло с боярином.

Через два часа Девятко проснулся, сел, зевнул и крикнул:

— Эй, ты, на руле!

— Чего? — неприязненно спросил кормчий.

— Иди сюда, — сказал Девятко.

— Я на руле, — ответил кормчий.

— Так, посади на руль другого, — с досадой проговорил Девятко.

— Нельзя, слишком сильный ветер, — сказал кормчий.

Ругаясь, Девятко встал. Потянулся и пошел на корму. По пути на одного из гребцов, который, как показалось ему, греб недостаточно усердно, замахнулся, чтобы смазать по лохматой голове.

— Проснулся злыдень. Чтоб он сдох, — донесся шепоток.

Девятко придержал руку, обернулся и окинул гребцов злобным взглядом:

— Кто сказал?

Гребцы молчали: лица потные, злые.

«Такие могут и за борт уронить... хорошо хоть на носу сидит десяток мечников», — отметил Девятко и подумал, что и мечники тоже, наверно, не любят его.

Ничего не сказав, Девятко прошел на корму.

Здесь его ожидала новая обида: кормчий сделал вид, что не заметил его, и смотрел вдаль по ходу ладьи чересчур внимательно.

Девятко показалось, что к его губам прилипла едкая усмешка.

— Ветер, говоришь, сильный? — со злостью проговорил Девятко кормчему.

— Ветер, — сказал кормчий, снова не взглянув на боярина, и улыбаться не перестал.

Девятко плюнул за борт, плевок ветер ударил о волну.

— Ты чего лыбишься? — зло спросил он кормчего.

— Так это у меня рот такой, — насмешливо сказал кормчий, не отводя взгляда от воды.

Девятко подумал, что кормчий ведет себя слишком дерзко и следовало бы дать ему по морде.

Рука у боярина зачесалась, но он вовремя остановился, — кормчий и гребцы люди свободные, могут дать сдачи.

Девятко покосился на мечников, те дремали, прикрыв глаза.

«Притворяются», — подумал Девятко.

— Куда правим? — спросил Девятко кормчего.

— Известно куда — туда, куда и велено, — сказал кормчий.

«Нет, надо дать ему по морде», — подумал Девятко.

— До Невы далеко? — спросил он.

Кормчий наконец-то перевел взгляд на боярина. Взгляд дерзкий.

Секунду глядел на боярина, затем отвернулся и показал рукой в сторону горизонта:

— Смотри, боярин, видишь — прибрежный камыш показался. Там и Нева.

Девятко взглянул по направлению его руки, но ничего, кроме темной полосы на горизонте, не увидел.

— Сколько еще идти? — спросил Девятко.

— С час, не больше, — ответил кормчий.

— Нам надо вернуться до обеда, — сказал Девятко.

— Надо дать отдохнуть гребцам, — сказал кормчий.

— Зачем? — спросил Девятко, искренне недоумевая, зачем гребцам отдых.

— Затем, что обратно нам придется идти против ветра, — сказал кормчий.

— Ну и что?

— Волна крутая, придется идти на веслах, — сказал кормчий.

Девятко взглянул на воду. Волна стала еще круче.

— Буря, что ли, будет? — спросил он.

— Нет, но встречная волна будет сильно тормозить ход. До обеда не успеем.

— Будут грести, как следует, — успеем, — сказал Девятко.