Видеоинтервью Ксении Собчак с Виктором Моховым

https://bit.ly/3xtONMT

Оттуда же, из опыта драматургического «документального поворота» второй половины ХХ века, журналисты могут заимствовать практику монтажа своего текста и документов, в том числе показаний, мемуаров, биографических интервью действующих лиц. Пример такого монтажа мы уже разбирали на примере очерка «Россия уходит в подполье: пять дней в гаражах Тольятти».

Отдельно следует сказать об использовании в тексте исторических документов.

Чтобы далеко не ходить за примером, можно вспомнить финал того же «гаражного» очерка Ксении Леоновой. Действие происходит в огромном полулегальном гаражном комплексе города Тольятти. Не так уж много россиян знает, что Тольятти – это фамилия. Ещё меньше помнит, чья это фамилия (какого-то итальянского – или французского? – коммуниста). И совсем уж никто, кроме специалистов, не читал трудов коммуниста Тольятти, товарища гораздо более известного философа Антонио Грамши. И стоило автору с редактором открыть том Тольятти, как выяснилось, что он фактически описал принципы самоорганизации свободных рабочих, реализовавшиеся сто лет спустя в путинской России, в городе, названном его именем. Редактор решил приберечь эту рифму для финала очерка, и действительно, она сыграла роль кикера – последнего абзаца текста, резко поворачивающего весь сюжет (например, дающего взгляд на случившееся с радикально другой точки зрения).

Драматургические приёмы, уместные в медиа

С драматургией чуть проще. И в статьях, и в лонгридах можно применять любой приём из переведённых на русский книг «Спасите котика!»[5] Блейка Снайдера или «История на миллион долларов»[6] Роберта Макки – но при одном условии. Выбранный приём должен быть применим к избранному вами жанру. Иными словами, не должен раздувать объём онлайн-материала до совсем уж циклопических масштабов.

Реальная проблема с приёмами из драматургии лежит в другой плоскости. Необходимо преодолеть психологический барьер: журналистам часто кажется, что достаточно просто рассказать историю в хронологическом порядке, выложив все найденные факты так, чтобы читатель сделал верные (по их мнению) выводы, – а драматическая структура и приёмы играют вспомогательную роль. Между тем рассказать о герое или явлении по-настоящему неожиданно, так, чтобы читатель не мог оторваться, не менее важно для формирования: а) чувства благодарности у лояльной аудитории; б) формирования самой лояльной аудитории.

Следовательно, самое интересное начинается, когда автор с редактором придумывают, как совместить сразу несколько приёмов. В таком случае получается действительно оригинальная история. Например, приём «ненадёжный рассказчик, выступающий свидетелем, а не героем истории, в финале вдруг оказывается главным ньюсмейкером» накладывается на приём «обратный отсчёт», когда самое главное случается в зачине, а потом с помощью флешбэков мы узнаём, что на самом деле произошло.

Вообще, надо сказать, что большинство редакторов лонгридов на русском языке настолько неизобретательны, что читатель едва ли не оргазмирует, если автор предъявит ему хотя бы пару мало-мальски неожиданных приёмов. «Плавающий папа римский», «опасный ледник», «трип души во мраке», – что угодно, лишь бы это работало на раскрытие глубины и интригу истории.

Я не ставил себе задачу разбирать здесь отдельные кейсы, но хотел бы указать на примеры удачного применения ходов из драматургии. Помимо уже упомянутых в этой книге лонгридов, вы можете посмотреть на документальные тексты, в которых оригинально используются разные драматургические приёмы. Это, к примеру, «История одного посещения» Марии Степановой, The Tweaker Малькольма Гладуэлла, The New Face of Richard Norris Джоанны Ласкас.