— Ну? — он выпрямился и пытливо посмотрел на меня. — Как ты себя чувствуешь?

Тяжелое больное пробуждение все еще не вернуло меня в реальность. Я перевернулась на спину и прикрыла рукой глаза:

— Мне плохо.

— Плохо тебе только от того, что ты только что проснулась. И слишком долго спала.

— Что вы мне подмешивали?

— Какая разница? Это знание тебе ничего не даст.

— Наркотик? — я порывисто привстала на локтях.

Ларисс покачал головой:

— Твой господин запретил давать тебе препараты, изменяющие сознание. Это было просто снотворное с регенерирующим действием. Зато ты теперь как новенькая.

Он бесцеремонно дотронулся до моего лица, щупал, поворачивал голову.

— Встань.

Пришлось подчиняться. Я встала и опустила руки, терпя, как он оглядывал меня, трогал спутанные волосы. Полукровка дернул завязки туники и сбросил ее к моим ногам. Я сдержалась, хоть внутри все закипало нестерпимым жаром. Он спустил ладонь вдоль живота и бесцеремонно влез между ног:

— Здесь болит?

Я только молча замотала головой и, не удержавшись, скинула его руку.

Он привычно ухватил меня за подбородок:

— Я тебя предупреждал, что могу ударить за подобное. Предупреждаю еще раз — третьего не будет.

Он зашел за спину, и я почувствовала его руку между ягодиц, палец слегка толкнулся внутрь, и меня передернуло от омерзения:

— Здесь больно?

Я сцепила зубы:

— Больно.

— Врешь, — он надавил сильнее.

Я, действительно, врала.

— От того, что ты врешь, ничего не изменится. Твой хозяин требует тебя сегодня вечером. Я выторговал для тебя две недели — ты должна быть счастлива. Но они закончились.

Я едва не открыла рот. Две недели… Две недели медикаментозного плена в этом каменном мешке. Не может быть. Он врет.

— Как две недели?

Ларисс проигнорировал вопрос:

— Сейчас пойдешь в сад, на воздух. Ты должна хорошо выглядеть.

— Зачем?

— Чтобы нравиться своему господину.

— Ему разве не все равно, как выглядит кусок мяса, который он терзает?

Казалось, с полукровкой я могу хотя бы говорить, и даже позволить вольности. Он терпит, не желая калечить игрушку своего проклятого брата. Но и это, пожалуй, не надолго. Позволяет укусить, пока его это забавляет.

Ларисс провел пальцами вдоль позвоночника, вызвав легкую дрожь, от которой сжались и затвердели соски. Он довольно хмыкнул:

— Ты видела одну сторону своего господина. Если будешь умной — увидишь другую, которая тебе понравится. — Он сжал сосок двумя пальцами и покрутил, заглядывая мне в лицо: — научись слушать свое тело. Ему есть, что рассказать тебе.

Он разжал пальцы и вышел, оставив меня в полном смятении.

Я инстинктивно чувствовала, что Ларисс опаснее своего брата. Вкрадчивые манеры, показная мягкость и терпимость выдавали в нем матерого хищника. Он точно знал, что делал, что говорил. Наверняка, даже его мысли не были случайны.

Через несколько минут пришла девочка вальдорка:

— Мне велели сопровождать тебя в сад.

Я молча кивнула и пошла за ней, не веря, что, наконец, увижу что-то кроме своей проклятой тюрьмы.

Я никогда не видела столько камня. Белого, глянцевого, они называли его мрамором. Мозаичные мраморные полы, резные колонны, теряющиеся в невозможной вышине потолка, журчащие фонтаны, лестницы, перила. Огромные окна, от вида которых захватывало дух. И все пропитано уже знакомым запахом амолы.

Мы поднялись по узкой лесенке, девочка нажала на полочку ключа и дверь с легким шорохом отъехала в сторону, заставив меня буквально замереть от увиденного. Чистое синее небо и исполинские кроны деревьев с блестящей сочной листвой. Лес Форсы показался теперь тусклым, почти бесцветным. Доносился шелест листвы, легкое птичье щебетание, плеск воды. Ароматный прохладный воздух окутал тончайшим покрывалом. Я шумно вдохнула и прикрыла глаза, наслаждаясь. Дышалось легко, свободно. Воздух был немного плотнее, чем на Норбонне, но не таким тяжелым, как на Форсе. По досадной случайности мне теперь есть, с чем сравнивать.

Я посмотрела под ноги и сделала несколько шагов по нагретому ласковым солнцем мрамору. Девочка послушно толклась рядом. Похоже, ее приставили ко мне. Прислуживать. И шпионить, конечно. Хотя, что я могу?

Я прикрыла рукой глаза и заглянула в ее широкое лицо с массивным квадратным подбородком. Нелепая стрижка делала всю ее еще квадратнее.

— Как тебя зовут?

— Ола.

— Ты теперь всегда будешь сопровождать меня, Ола?

Она пожала огромными плечами:

— Как скажут.

Видно, ей не слишком хотелось говорить, или все еще запрещено, как она сказала в прошлый раз. Впрочем, мне тоже хотелось помолчать. Я не спеша спустилась по белым ступеням, шагнула на ровную розовую дорожку, усыпанную мелкими кристаллами, похожими на кварц. Они искрились в солнечных лучах, как настоящие драгоценности.

Я долго бродила по дорожкам, слушая легкий приятный шелест под подошвами мягких туфель, касалась пальцами буйной зелени. Краем глаза поглядывала на Олу, она смотрела себе под ноги и, казалось, не обращала на меня никакого внимания.

Каковы границы этого сада?

Я сорвала плотный резной лист и крутила в руках, наслаждаясь непривычным ощущением и незнакомым свежим запахом размятой в пальцах зелени:

— А что за оградой?

Девочка, кажется, не сразу поняла вопрос, но ответила:

— Мне запрещено водить тебя к ограде.

Я хмыкнула — это почти предсказуемо:

— Так что за оградой — сказать-то можешь?

— Наземная магистраль.

Она потянула меня за рукав и утащила на соседнюю дорожку — видимо, я почти подошла к забору. Я увидела каменную скамейку и села в резную тень.

— Как тебе наши сады, Эмма? — Ларисс вышел из-за пышного цветущего сиреневым куста, покручивая в длинных пальцах сорванную ветку.

Не скажу, что сильно удивилась, я почти ждала эту гадину.

— Вы сами знаете, господин управляющий, что они прекрасны, — свежий воздух привел меня в какое-то умиротворение.

Он опустился рядом, поправив полу мантии:

— Ты сможешь наслаждаться их красотой в любое время, если станешь благоразумной.

— Что же вы можете сказать мне еще, господин управляющий. Ваша цель — обольстить меня сладкими обещаниями. Моя — не поверить им.

Он искренне расхохотался: