пришло к Фрэнсин сразу, словно миновав ее сознание, что удивило и мисс Кэвендиш, и ее саму.

– Да, именно так странно.

– А какими были остальные? Розина, Агнес и Виола?

Мисс Кэвендиш снова улыбнулась.

– Они были красотками с рыжими волосами. Туэйтов всегда можно было признать по цвету волос. У меня всегда была слабость к Рози – она была такой милой; я уверена, что она появилась на свет, смеясь. Агнес была настоящей командиршей, не то что Виола, которая всегда была мягким ребенком. Все вы были так непохожи друг на друга… – Она улыбнулась Фрэнсин. – А ты всегда была серьезной. И чересчур умной. Ты и теперь слишком уж серьезна.

Чувствуя, что ее переполняют эмоции, которым она не может дать волю, поскольку иначе ее просто разорвет, Фрэнсин открыла было рот, но обнаружила, что ее горло сжимает ужас. Наконец у нее вырвалось:

– Но почему я ничего не помню, мисс Си? Из моей жизни был вырван огромный кусок. Настоящая трагедия, – добавила она, потому что не могла говорить об этой жестокой истории иначе, – которая должна была бы неизгладимо отпечататься в моей памяти, однако у меня не осталось никаких воспоминаний. Почему же моя мать лгала мне? Я так верила ей… – Ее голос сорвался, лицо исказилось. – Вы были самой близкой ее подругой. Стало быть, вы…

– Прости, дорогая, но нет. Я пыталась поговорить с Элинор после того, как это произошло, пыталась заставить ее открыться, но она не хотела. Она так ничего и не сказала ни о твоих сестрах, ни о малыше Монти. А если я заговаривала о вашем отце, она просто уходила. Из всех чувств, которые она питала к этому мужчине, в ней осталась только лютая ненависть.

Мисс Кэвендиш покачала головой и сжала зубы, как будто тоже ненавидела его.

– И на этом дело не закончилось – она избавилась от всех его фотографий, от всей его одежды. Избавилась от всего, что напоминало ей о детях и муже, как будто это было ей невыносимо. – Мисс Кэвендиш подалась вперед и положила ладонь на предплечье Фрэнсин. – В ту ночь часть души твоей матери умерла, Фрэн. Потом она так и не стала прежней – и разве можно ее винить? Потерять пятерых детей за одну ночь – этого не выдержала бы ни одна женщина. Но она была хорошей матерью для тебя и Мэдди. Она жила ради вас. Пусть это утешит тебя.

– А она пыталась отыскать Агнес, Розину и Виолу?

– Она не переставала теребить полицию, чтобы они нашли Джорджа. Она очень хотела найти его, чтобы вернуть своих девочек. Но мало что могла предпринять сверх того, что могла сделать полиция. А полиция старалась, я это знаю… Мисс Кэвендиш запнулась и нахмурилась.

– Что? – спросила Фрэнсин. – Вы что-то вспомнили?

– Нет, не вспомнила; скорее, речь может идти о впечатлении, которое создалось у меня тогда. – Мисс Кэвендиш сделала паузу, затем заговорила вновь. – Думаю, через какое-то время Элинор поняла, что больше никогда не увидит дочерей. В первые недели она все еще надеялась, что Джорджа и девочек найдут, но время шло, и в конце концов она потеряла эту надежду. Само собой, все мы гадали, что же с ними произошло. На этот счет ходило много слухов, рассказывали всякие нелепые истории. Будто бы кто-то их видел… Но, по-моему, все это был вздор. Джордж увез их далеко, но кто может сказать, куда? – Мисс Кэвендиш похлопала Фрэнсин по предплечью. – Остается только надеяться, что Джордж умер и больше никому не может причинить зла. Сейчас ему могло бы быть за девяносто, ведь он был намного старше нашей Элинор. Но девочки, должно быть, живы и здравствуют.

Даже сейчас Фрэнсин чувствовала себя странно, говоря о своих сестрах и брате. От разговоров о них они не стали казаться ей более реальными; скорее, у нее было чувство, будто речь идет о людях, имеющих отношение к кому-то другому, а не к ней самой. Реальной казалась ей одна лишь Бри, но и ту она знала только как призрак. И в то же время, говоря о них, она начинала осознавать, что потеряла – сестер, которых она не помнила, и маленького братика, который навсегда останется младенцем. Потерянная и забытая семья…

Две женщины сидели молча, думая о том ужасном времени полвека назад, затем мисс Кэвендиш сказала:

– Я устала, Фрэн. – Она и вправду выглядела сейчас еще более немощной, чем когда Фрэнсин пришла, как будто от разговоров о прошлом ее покинули последние силы.

– Да, кстати. – Фрэнсин достала бутылку и протянула ее старой даме. – У этого снадобья крепкий запах – из-за куркумы и имбиря, – но оно поможет вам облегчить боль, когда конец уже будет близок.

– Спасибо, Фрэн. – Она долго смотрела на Фрэнсин. – Значит, ты станешь искать своих сестер?

Фрэнсин удивленно уставилась на старую даму, ведь именно об этом она и думала. И надеялась, что если сестры до сих пор живы, то у них была счастливая жизнь. И что они помнят ее, даже если сама она начисто их забыла.

Она медленно кивнула.

– Думаю, да. Во всяком случае, я попытаюсь. – Она пожала плечами. – Но я даже не знаю, с чего начать поиски. Ведь все это произошло так давно…

– Найди Сэма Вудхолла – ему известно больше, чем мне. В то время он был молодым человеком, можно сказать, у него молоко на губах не обсохло, но парень он был неплохой. Он был тем Констейблом, который первым явился на место, когда твоя мать обратилась в полицию. Потом из Кендала приехали еще полицейские и приняли руководство на себя, но молодой Сэм был местным парнем, который лучше понимал, как мы тут живем.

– Он все еще служит в полиции?

– Нет, дорогая. Он сейчас на пенсии. Я слышала, переехал в Ситоллер.

Глава 8

К тому времени, когда Фрэнсин вернулась домой, поднялся ветер и дул злобными порывами, предвещая бурю. За ней захлопнулась парадная дверь, и вой ветра остался снаружи; в доме было тихо, как в могиле. Притом здесь стояла духота, как будто окна не открывались годами. И все же тишина пахла электричеством, отдавала озоном.

Подумав, что это объясняется приближающейся грозой. Фрэнсин быстро прошла по пустым комнатам.

– Бри, – позвала она. – Ты можешь выйти. Мэдлин ушла.

Но дом продолжал молчать.

Она вышла во двор, подошла к дубу. Его узловатые ветки раскачивались, бросая капли мороси ей в лицо.

– Пожалуйста, Бри. Мне необходимо кое-что сделать, но вряд ли я смогу сделать это без твоей