– До завтра. – Произнесла Евгения почему-то полушёпотом.

– Да завтра. – эхом повторил Максим.

Евгения сделала шаг назад, затем повернулась на каблучках и быстро, опережая стужу, нырнула в подъезд. Максим дождался, как закрылась дверь, отгородив Евгению от него и остального мира, и уж тогда ощутил, как ночной холод прокрался под кашемировое пальто и вовсю шурует по спине, в рукавах, поднимается к голове, сползает в ботинки – дорогущие импортные дизайнерские, абсолютно бесполезные в двадцатиградусный российский мороз.

Весь следующий день прошёл как в тумане. Максим отвечал на звонки, вёл переговоры, обедал в Думе, принимал решения. Но мысли постоянно возвращались ко вчерашнему вечеру. Максим даже поймал себя на том, что пристально разглядывает руку, словно стараясь почувствовать вновь вчерашнее прикосновение янтарных завитков и тёплых трепетных пальцев.

Ночь была беспокойной. Он метался на смятых простынях, вставал, курил, пил кофе, снова ложился, включал телевизор, забылся под утро на каком-то тягомотном фильме.

Звонила Ирина. Ответил ей ровным спокойным тоном – привык врать. А она, наверное, привыкла верить или делать вид, что верит. Ради детей, ради собственного благополучия… Почему жена не может просто взять и уйти, как сделала это Евгения? Их чувства давно перегорели и остыли, превратились уже даже не в головешки – в холодную золу. Он же не подонок, его семья ни в чём бы не нуждалась, жизнь не стала бы менее сытой и комфортной, чем теперь… Дети? Он бы никогда про них не забыл. Что ещё держит её возле вечно занятого, безразличного мужа? Статус? Неуверенность? Привычка? Любовь? Последнее вряд ли. Это слово давно не использовалось в их отношениях. Они оба считали, что выросли из него, позабыли на антресолях далёкой юности наряду с пыльными учебниками, дребезжащей гитарой, наивными мечтами о светлом будущем…

Максим кое-как покончил с делами. Он не мог дождаться такси. Такси ехало медленно, ползло, как черепаха – проклятые пробки… Прибыл в агентство в начале шестого, как договаривались. Встретила изящная, как японская статуэтка, брюнетка с короткой стрижкой, вежливо улыбнулась:

– Евгения Владимировна просила, чтобы я занялась Вашим делом. – Словно окатила ледяной водой.

– А что с ней?

– К сожалению, пришлось срочно отъехать по одному важному делу.

Стандартная отговорка. Её пускают в ход, чтобы отменить нежелательную встречу.

– Прошу прощения, – сухо произнёс Максим.

Он вышел из офиса, набрал мобильный Евгении, услышал прорывавшийся сквозь шум города голос.

– Что-то случилось? – спросил тихо и безнадёжно.

– У меня срочный выезд.

– Хорошо, встретимся завтра.

– Завтра я тоже не смогу.

– Послушай, в чём дело!? – Не сдержался Максим. – Я не хочу другого маклера, изволь довести работу до конца.

– Макс, так будет лучше для всех… – вздохнула Евгения.

– Не надо решать за меня, что для меня лучше! – Вспылил Максим.

– Я не могу говорить, сложно рулить. Извини.

Короткие гудки. Максим сдавил трубку в руке и, чертыхнувшись, хряснул её изо всех сил о стену офиса. Проходившая мимо дамочка в мехах перепугано шарахнулась в сторону.

– Устаревшая модель. – Коротко пояснил Максим.

Квадратный консьерж в подъезде Евгении казался суровым и непреклонным, но шершавая зелёная бумажка с изображением хмурого американца волшебным образом смягчила его нрав. Он согласился не прозванивать в квартиру Евгении, чтобы устроить ей сюрприз. Предположил, что Максим не вор и не киллер, и в букете огненных роз и пушистой махровой сирени не прячется оружие. Максим заверил консьержа, что когда он вознамерится кого-нибудь убить, тот узнает об этом первым. После чего тот радостно захрюкал и сообщил номер квартиры, а также то, что Евгения Владимировна приехала совсем недавно, минут пятнадцать назад, одна, что она дама приятная во всех отношениях – всегда с ним здоровается, и дочка у неё очень милая…

Максим вежливо прервал излияния словоохотливого консьержа и шагнул в лифт.

Евгения открыла не сразу. На ней был длинный махровый халат, в руках полотенце, которым она на ходу вытирала мокрые волосы. Без макияжа она выглядела трогательно домашней, родной.

– Ой, – смутилась она, – а почему ты снизу не позвонил? Я только что из душа, заходи скорей, а то холодно… Боже, – воскликнула она, взяв букет, – где ты умудрился достать сирень посреди зимы?!

– На свете нет ничего невозможного. Прости, что сорвался по телефону.

– Всё нормально. – Сказала Евгения, пряча лицо в букет. – Ужинать будешь?

– Нет, спасибо.

– Кофе, чай?

Максим отрицательно качнул головой.

– Я сейчас! – Крикнула откуда-то Евгения.

Огляделся. Квартира была светлой, просторной, обставленной с той степенью изящной простоты, в которой угадывается шик. Максим невольно вспомнил свою питерскую квартиру – Ирина обожала кич. Много позолоты, тяжёлые гардины, массивная мебель, нелепые статуи. В глубине души Максим считал модного дизайнера, приглашённого Ириной за сумасшедшие деньги, козлом и вымогателем, а созданный им интерьер – верхом безвкусицы. Но Ира была в восторге, замечания мужа считала придирками, и Максим предпочёл не вмешиваться. Пусть будут статуи, чёрт с ними. Лишь бы на башку не свалились.

Играла музыка, какая-то радиоволна. Что-то из ретро – трогательное, мелодичное, напевное, нынче не модное – как привет из студенческих лет с посиделками у костра под гитару.

По одной из стен в углу небольшой фотовернисаж. Закат на море. Узенькие улочки, аккуратные беленькие домики, утопающие в цветах – светлое, тёплое, нездешнее. Девчушка с тёмными кудряшками, чуть раскосыми кошачьими глазами – карими с янтарным отблеском. Целая галерея снимков как фотобиография малышки. Вот совсем кроха, плюшевый мишка больше неё. На следующих – старше, взрослее. С большой собакой, на велосипеде, в бальном платьице с оборками. А вот в обнимку с мужчиной – темноволосым, широкоплечим, с волевым подбородком и бархатным взглядом карих глаз – именно в таких влюбляются семнадцатилетние девчонки.

– Вика с отцом. – Подошла сзади Евгения. – Вначале хотела убрать этот снимок, но из-за дочки оставила. Антон хороший отец, Вику очень любит, часто берёт к себе на выходные. У него есть сын от первого брака, но там бывшая жена встала в позу, видеться не разрешает. Думаю, что это неправильно. Если отец не алкоголик, не преступник, не сумасшедший, зачем запрещать? Дети не должны расплачиваться за ошибки родителей.

– Ты права. – Согласился Максим – ты мудрая женщина, Евгения. Большая редкость в наше сумасшедшее время. Кстати, насчёт квартиры… Не надо больше просмотров. Я покупаю ту, которую мы смотрели. Она мне сразу понравилась.

– Хорошо. Тогда зачем…

Он не дал ей договорить.