— У Стрекозы будет новый хозяин. А у тебя новый парень. Или девушка. Типа ты так страдать будешь, что решишь, будто Саймон был единственным мужчиной в твоей жизни и ты… — Давид заливался соловьем.

— Эльза, а давай я ему по шее? День у меня нервный был, — я бросил умоляющий взгляд на Звездочку.

— Не, мне еще завтра работать, вашего робота превращать в невидимого ниндзю-убийцу, — отмахнулся Мех.

— Кац, ты на нервы мне капать решил? Или говори что-то дельное, или проваливай! — Девять нолей сложила руки на груди.

Давид только отрицательно покачал головой и почесал шею. Ну кстати, почему бы и в моей шее не быть датчикам?

— Сай, ты иди, я у этого придурка забыла сумку. Окно оставь открытым, — Эльза ткнула кулаком меня в плечо.

— Пиццы захвати еще кусок, — в животе снова заурчало.

Через десяток секунд я остался в одиночестве.

Листва с деревьев похрустывала под ногами. Со стороны пруда тянуло свежестью, а в воздухе носился запах еды.

Мой статус скай-лутера давал мне привилегии. Например — свое собственное жилье в пятнадцать квадратов. Это сразу давало мне статус среди членов банды, потому что «вписку у Саймона» еще надо было заслужить.

Правда, меня уже пару раз едва не вовлекли в групповушку «старшие товарищи». Но блин, у меня тоже принципы есть. И терзал смутный страх насчет того, что все те религиозные догмы о грехе и чистоте, что внушала мама, могут оказаться правдой. По факту ситуация была гораздо причудливее, чем я сейчас рассказал. Мама секс, как таковой, не порицала, она просто мастерски выставляла ущербными тех, кто этим сексом занимался без «глубокой эмоциональной связи». И я благодаря этим, то ли реальным, то ли мифическим причинам, дико загонялся. Отец в этом вопросе пожимал плечами и говорил, что он вырос в другие времена и в другом социуме и его жизненный опыт он озвучивать не будет, чисто в педагогических целях.

Звучало интригующе.

Но когда мы стали встречаться со Звездочкой, вернее, когда она официально заняла место атамана банды, от меня отстали. Она говорит — из уважения к ее личным границам, но я знаю: все потому, что она родичам Эммы, троим сразу, ручки поломала. Пять открытых переломов на троих. Окружающие ее личные границы сразу зауважали. Хоть настоящие, хоть мнимые. Я ее другой знал, но мы типа пара и все такое…

Все это я вспоминал, чтобы не заснуть на ходу. Была у меня хорошая привычка засыпать в темноте. А тут еще навалилась усталость и действие регенератора, а это и поодиночке вышибало из рабочего состояния людей куда как крепче, чем я.

Так что до дома я считай дополз, залил в себя банку сгущенки, литровую бутылку воды и полную пачку бисквитов с джемом.

Нет, в голове, конечно, промелькнула мысль о том, что мы ночуем со Звездочкой у меня дома… Но я всё же изменил любимой со своей кроватью. Позор мне. Слабое эхо от сожаления едва коснулось сознания, перед тем как оно провалилось в черную бездну.

Помню, что во сне меня трясло. И что кто-то теплый обнимал со спины. И что я хотел сорвать ошейник с горла, и что во сне он меня душил. И что теплые ладошки ворошили мне волосы. Успокаивали.

С поправкой на весь ужас ситуации, ночь прошла терпимо. Над Барселоной-17 разгорался новый, пятьдесят девятый день две тысячи семьсот сорок второго года.

— Саймон, руки! — от злого рыка в окне звякнул прозрачный пластик.

— Да я, блин, в любой момент умереть могу! — приказ я выполнять не торопился.

— То есть, это единственная причина, по которой я должна тебе дать? — у девушки вспыхнуло лицо и она с силой оттолкнула меня коленями.

Диск не разгорелся еще и наполовину. В комнате было чуть светло. Я-то всегда в одиночку спал, а тут обнимают. Я повернулся к Звездочке, которая сопела мне в макушку, ну и…

— Да ну тебя! — я отвернулся. Горло душила горькая обида.

Эльза за спиной завозилась. А потом прижалась к спине обнаженной грудью. Я испуганно замер.

— Рыжий, извини, но я не хочу, чтобы мой первый раз кто-то смотрел и записывал, — девушка шепнула мне эту фразу, касаясь уха губами. — Давай еще поспим, а то день трудный будет.

За спиной зевнули. А потом улеглись на ухо. Не слишком удобно. Но я мужественно протерпел два часа. Папа обязательно сказал бы на этот счет что-то умное.

Эльза носилась по кухне в одной майке. Я в некотором трансе рассматривал подругу и пил кофе из большой кружки.

— Сай, блин, ты меня вообще слушаешь? — Эльза остановилась и уперла в меня взгляд.

— А? — я уставился на небольшую, но очень красивую грудь, которую облегала майка.

— О… сестра, мы его теряем, — на лицо Эльзы выплыло шкодливое выражение. — А теперь, Сай, ты должен запомнить то, что я тебе сейчас скажу, слово в слово. Итак: в секторе А… — а дальше Звездочка сняла с себя майку.

Какое-то время спустя.

— Блин, ты же действительно ничего не запомнил! — Эльза давилась хохотом. Я обижено сопел в чашку.

— Мне, между прочим, пятнадцать! — я искренне верил, что веду себя здраво. Точнее, логично отмазываюсь.

— И? Тебя это, типа, извиняет? — Эльза сунула мне под нос тарелку с едой. Она сумела что-то приготовить из того, что у меня хранилось в шкафу со времен прежних хозяев домика.

— Я так понимаю, это в качестве наказания? — я потыкал ложкой в комковатую кашу.

— Фто, фамый умный? — Звездочка сунула ложку в кашу и закинула завтрак в рот. Ее красивое лицо перекосило, а потом она сделала очень характерное движение гортанью. Как кот, который отрыгивает шерсть. Девушка аккуратно выплюнула еду себе в ладонь.

— А ну хватит ржать! Я кому сказала, Сай! — сделать при этом Эльза ничего не могла, она, кажется, не могла вспомнить, где у меня стоит ведро.

От растерянной Эльзы с отравленной едой в ладошке я уполз под стол, где и загибался от хохота.

Маяк весело мерцал сообщениями. Маяком в общине звали причальную мачту дирижабля. Она торчала рядом с площадками для старта летунов и возвышалась над ней на добрые три десятка метров. Туда, в свое время, затянули силовой кабель и воткнули несколько пленочных ламп. Они транслировали в пространство шифрованные сообщения. Знаешь шифр — и мерцание превращается в письма.

Сай! Вопрос решил! Жду у себя. Давид

Рыжий, ты покойник! Кевин

Чувак! Ты меня не опозорил? Ты продержался дольше сорока секунд? Поль

И еще полтора десятка сообщений.

Если знаешь личный шифр кома, то можешь оставить сообщение на маяке. Терминалы для него торчали по всему парку. Кстати, система существовала изначально. Через башню, по задумке городских властей, полагалось обмениваться сообщениями между теми, кто гулял между деревьями. «Сенсорный детокс», или какое-то похожее название.