собой сжимаются в кулаки, стоит ему снова напомнить о тех событиях.

Вдох…

Выдох.

Кулаки разжаты.

Вздыхаю. Сдаюсь.

— Хорошо. Давай попробуем.

Всё же иду к нему ближе.

— И как это будет? — оказываюсь рядом с мужчиной.

Он отталкивается от дерева и сокращает оставшееся между нами расстояние. Мне становится не по себе, но вспыхнувшее желание отступить я давлю на корню, вскидываю голову, выжидающе глядя на опекуна.

— Сперва расскажи о том, каким образом ты умудрилась отправить того парня в больницу, — прищуривается собеседник.

Вот же…

— Мы были в спортзале. Он повёл себя по-хамски и я разозлилась, — обрисовываю краткую версию событий.

Адем Эмирхан мне и в этот раз не верит, судя по скептицизму, вспыхнувшему в чёрных глазах. Но не спорит. На другом сосредотачивается:

— Я не совсем об этом спросил, Асия, — произносит мягко. — Сама ситуация. В целом. Кто, что и каким образом сделал. Давай попробуем повторить, — предлагает. — Только учти, если и меня надумаешь отправить к хирургам, а я там задержусь, то утром придётся идти в школу пешком.

Последнее сказано с проскальзывающей долей иронии и вызывает невольную улыбку. Наверное, именно поэтому не столь уж и ужасной кажется другая озвученная им мысль. Хотя и тогда я не сразу решаюсь. Прикрываю глаза, погружаясь в мрачные воспоминания. Всего на секунду. Быстро возвращаюсь в реальность.

— Мы были в спортзале, — воспроизвожу то, что подсовывает память. — Я стояла спиной к стене. Он… держал меня за горло, — моя левая ладонь сама собой касается шеи, как если бы то была не я, а кто-то другой.

По крайней мере, ощущения ничуть не менее острые. Почти душат. Пусть я и не давлю, как было тогда. Да и от плохой ассоциации быстро избавляюсь. Невозможно помнить о чём-либо в достаточно степени в принципе, едва опекун разворачивает меня спиной к дереву, перехватывает моё запястье, отводя то в сторону, а вместо собственной ладони мне на горло ложатся его пальцы. Совсем не так, как я обозначаю. Осторожно. Едва осязаемо. А я всё равно вздрагиваю. И перестаю дышать, когда чувствую, как они плавно скользят вдоль моей шеи, вероятно, призывая к спокойствию, но вместе с тем вызывая мириады морозных мурашек, расползающихся по коже до самых кончиков пальцев на ногах.

— Примерно так? — комментирует собственные действия мужчина.

Киваю.

— Хорошо. Что-нибудь ещё?

Моё сердце колотится всё быстрее и быстрее. Кислород в лёгких заканчивается, но новый вдох я совершаю с такой осторожностью, будто собираюсь пересечь минное поле, и лишний раз не стоит шевелиться.

На дальнейшее долго не решаюсь. Но выполняю. Беру бывшего мужа моей матери за руку — ту, что пока свободна. Укладываю её себе на бедро. На самом деле, нужно значительно ниже и не поверх юбки, но слишком уж бесстыдно то будет выглядеть, а мои пальцы и без того сводит судорогой, стоит представить себе нечто подобное в исполнении находящегося рядом.

— Примерно так, — откровенно лгу. — Не совсем, но…

Не договариваю. Мои пальцы, всё ещё сжимающие мужскую руку, давят крепче. Как и его, усиливая хватку на моём бедре. Мне стоит отпустить. Но не получается.

Ну а то, о чём недосказала…

Уверена, он и так понял.

— Хорошо. Пусть так. Всё?

Разумеется, нет.

Но не сообщать ему ещё и об этом?

Разве что:

— Ближе, — дополняю самой безобидной частью из всего, что оставляю при себе. — Он был ближе.

Жалею спустя всего секунду. Несмотря на то, что мужчина выполняет ровно то, что я произношу. И дело вовсе не в том, как это может выглядеть со стороны.

Куда девать все эти новые внезапные ощущения?

Совсем не те, которые стоило бы ощущать…

Чувствовать его дыхание на себе — почти преступление, отзывается глубоко внутри чем-то греховно запретным, слишком манящим, как самая постыдная тайна, которую я могла бы хранить. Ведь совсем ничего не стоит податься самой ещё чуточку ближе. Не оставить вовсе никакого расстояния. Просто, чтобы узнать, каким он будет — вкус прикосновения чужих губ к моим губам.

Глава 8.2

Но то, конечно же, всё внутри меня.

В действительности:

— Дальше, Асия, — произносит он. — Что было дальше?

— Я попыталась его оттолкнуть. Но у меня не хватило сил. И я ударила его первым, до чего дотянулась, — отзываюсь. — Попалась… гантель, — каюсь и в этом.

Мои слова звучат жалким полушёпотом. Я сама их почти не разбираю. Не уверена, всё ли произношу вслух, или же часть остаётся лишь в моих мыслях. Удары сердца грохочут в ушах куда громче, чем собственный голос. Как и пульс, бешено толкающийся по венам — почти пламя в моей крови, столь обжигающий. Сколько ни уговариваю себя запихнуть поглубже неуместные мысли и ассоциации, удаётся откровенно паршиво. Я едва соображаю. Всё в моей голове слишком запутывается.

— С этого места мы, пожалуй, попробуем иначе, — выносит вердикт услышанному мужчина.

Едва ли его голос слышится намного громче моего.

Или же у меня теперь и со слухом проблемы…

— Иначе?

— Да.

Не знаю, по какой причине, но он едва уловимо морщится. Отодвигается. Не очень далеко. Но всё же вполне существенно. А может мне так кажется из-за резкого порыва ветра, проскользнувший между нами неожиданно прохладным потоком, который вызывает новые мурашки по телу, ведь его ладони по-прежнему на мне, где и прежде. Как и моя, сжимающаяся поверху мужских пальцев. Так и не разжимаю. А ещё ловлю себя на мысли, что мне неожиданно нравится… чувствовать чужое тепло.

Я схожу с ума?

Определённо…

— Лучшая защита — не допустить нападения вовсе, — не сразу разбираю встречное, но честно пытаюсь усвоить, несмотря на то, что вовсе не лекцию ожидала. — Например, не оставаться с сомнительными личностями, особенно, противоположного пола — наедине.

Невольно фыркаю и многозначительно смотрю на него, вскидывая подбородок.

— В таком случае, мне стоит выселить тебя? — срывается с моих губ со смешком. — Не только из сада. Из дома тоже. Ну, или позвать подружек.

—