Гвендолин бросила карты на стол.

— Джинн! Я забираю твою рубашку.

Феликс попытался что-то возразить, но челюсть у него отвисла, и возвращаться в прежнее положение не желала.

— Ты… ты шутишь? — наконец выговорил он.

— Про джинн, про тетю или про твою рубашку? — Гвендолин укоризненно покачала головой. — Туговато ты соображаешь для психоаналитика.

Что-то бормоча, Феликс через голову стащил тенниску.

— Итак, чопорной викторианской тетки и в помине не было! — сказал он, швырнув ей тенниску. — Ты все это время смеялась надо мной! Над чем еще ты смеялась, золотко мое?

— Я не смеялась над тобой, — возразила Гвендолин, чувствуя себя немного виноватой. — Я просто хотела показать тебе, что двенадцати свиданий и четырех недель знакомства недостаточно для того, чтобы узнать все о женщине, которой ты вздумал объясниться в любви…

Гвендолин запнулась, поймав себя на том, что чисто по-женски, оценивающе смотрит на мускулистый торс молодого мужчины. Впрочем, немного бы нашлось женщин, которых не взволновало бы созерцание такого тела. Тетя Матильда — та вспыхнула бы как порох.

Она тоже всегда загоралась при виде обнаженной плоти, даже на картине или изваянной из мрамора.

Торс Феликса способен был вдохновить любого художника или скульптора. Глаза Гвендолин зачарованно пропутешествовали по сильным плечам и выпуклым мышцам груди, поросшим черными курчавыми волосами.

И почему этот Феликс не какой-нибудь дистрофик со впалой грудью и бледным лицом — глядишь, так было бы спокойнее…

— Эй, очнись! — окликнул ее Феликс. Гвендолин вздрогнула и бросила карты.

— Ты выиграл, — рассеянно сказала она и, не замечая удивленно поднятых бровей, протянула ему тенниску.

— Гвендолин Снайдерсон, — сказал он, тасуя колоду. — А в чем конкретно я промахнулся? Например, в описании тетиного дома?

— Ты был абсолютно прав: это дом с террасой, довоенной постройки. Только меблировка вполне современная, антиквариата совсем немного. А вязаных салфеток и в помине нет… Зато есть большущая пастель в розовато-бежевых тонах, изображающая балерину в свете рампы. Она висит над изголовьем кровати с водяным матрасом…

— Водяной матрас! Это вполне современная штука, хотя и придумана, бог знает когда.

— Предписание врачей. Матильда страдала артритом. Ужасная болезнь! — с жаром объяснила Гвендолин, но, увидев ошеломленную физиономию Феликса, улыбнулась. — Видел бы ты тетушку в ее лучшие годы! Гремучая смесь Айседоры Дункан, Анны Павловой и Джинджер Роджерс. Истинная дочь Терпсихоры. В восемьдесят лет у нее все еще была ясная голова и непоседливая душа, заключенная в искалеченное тело. Я с радостью переехала к ней и начала за ней ухаживать. Помогала во всем, лечила всевозможными способами, но ничто не помогало. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бессильной!

Она ударила кулаком по столу и зажмурилась от сильной душевной боли.

— Дурацкая болезнь и травма отняли у нее возможность двигаться. После этого тетя недолго протянула…

Гвендолин почувствовала, как на ее побелевший от напряжения кулак ласково опустилась большая сильная ладонь.

— Ты была ее надеждой и опорой. Прости меня за нелепые домыслы. Как я тебя понимаю! — Он разжал ее пальцы и, поднеся к губам, перецеловал один за другим. — Мой дед пережил моих родителей, и, наблюдая, как он уходит из жизни, я в отчаянии твердил себе, что я неудачник и все кончено. Я был смыслом его жизни, а вот в моей собственной жизни смысла не обнаружил.

— Неудачник? Забавно… Я посчитала себя банкротом гораздо раньше, и именно тетя помогла мне найти себя, заставила поверить в собственные силы.

— Ментор-наставник?

— О нет! Скорее поддержка словом. Луч света в темном тоннеле, когда голова забита бог весть какой чепухой.

Феликс тихо засмеялся.

— Не представляю тебя с головой, забитой чепухой! — Он снова поднял карты, с любопытством поглядывая на молодую женщину. — И как же звали твое увлечение?

— Ричард Флетчер… — Гвендолин испуганно зажала рот ладонью, но птичка уже вылетела. Боже, зачем она произнесла вслух это имя? Нужно срочно успокоиться и незаметненько сменить тему. — Ты собираешься ходить или нет?

— Как ловко ты это сделала, — заметил Феликс, шлепая картой по столу.

— Что сделала?

— Перевела разговор на другое.

Господи! Он еще и мысли ее читает! Гвендолин недовольно надула губы.

— Эту тему вообще прошу больше не затрагивать. Я же не копаюсь в твоем прошлом!

— Можешь начать прямо сейчас, — великодушно разрешил Феликс и перешел на шепот: — Номер первый — Дженнифер Ламберт. Мне было двенадцать лет. Лето в разгаре, и я увел ее за табло школьного стадиона.

— Подходящее местечко, — фыркнула Гвендолин.

— Я просто пытаюсь соответствовать твоему представлению обо мне.

— Не надо. Все равно не соответствуешь.

— Не надо так не надо.

Молодая женщина со вздохом открыла карты.

— Ставка та же?

— Да. — Феликс многозначительно приподнял брови и как бы, между прочим, сказал: — Итак, расскажи мне о Ричарде. Я не хочу совершать его ошибок. Как известно, кто предупрежден, тот вооружен.

— Ричард не ошибается никогда! — саркастически заметила Гвендолин и, помолчав немного, призналась: — Ошиблась я. Я тогда добросовестно разыгрывала из себя леди Совершенство. Но до роковой ошибки дело, к счастью, не дошло. Я поняла, что больше похожу на моряка Папая из диснеевского мультфильма. Проще говоря, я такая, какая есть.

— А Ричарду не нравился Папай?

— Абсолютно! Ему нравилась Гвендолин Снайдерсон его грез. Когда он услышал, что я начинаю свой бизнес, его чуть удар не хватил. Чем больше я становилась собой, тем чаще Ричарду становилось не по себе.

— А в итоге — чао, крошка?

— В итоге — тяжелое расставание обрученной пары.

— Ого! Вы так далеко зашли?

— Да… так далеко.

— А впечатления тети Матильды?

— Ей никогда не нравился Ричард. Слишком напыщенный и слишком самодовольный. Конечно, у нее по роду деятельности были проблемы в отношениях с мужчинами. Мало кто решится пригласить домой стриптизершу, чтобы познакомить с родителями. Думаю, и мама-то вышла замуж только потому, что нашла такого человека, как мой отец.

— Хочешь сказать, что твоя мама тоже стриптизерша?

— У мамы были самые красивые ноги в мире. Она играла в мюзикле в заштатном местном театрике, а потом отправилась покорять Бродвей. Отец был хореографом, они встретились во время подготовки шоу и влюбились друг в друга без памяти.