– Бежим! Надо обойти все вагоны.

Надо. В коридоре темно. У каждого купе Халк притормаживал, несколько секунд вглядывался в темноту, да еще вопил: «Живые есть?!» Я включила подсветку на телефоне, Халк – свою, но быстрее не пошло. Мы шли, наверное, минут двадцать, а с улицы тянуло Падалью.

– Так и знал, что кого-нибудь забудут! – В одном из последних вагонов в луч подсветки попала еще одна спящая проводница. – Давай на улицу вытащим и дальше пойдем, неудобно будет с ней по вагонам. Справишься?

Я и отвечать не стала: я привыкла, что новые знакомые считают меня слабее, чем я есть. Нормально. Было бы хуже, если бы они так не считали. Молча сдернула простыню, помогла Халку погрузить спящую проводницу, и мы потащили ее на выход.

* * *

Халк осторожно спускался по ступенькам. У вагона стояло человек семь, Халк крикнул им, чтобы помогли, но никто не подошел.

– Вы не знаете, почему стоим? – Женщина с розовой кошелкой. У нее был такой безмятежный вид, что зло разбирало. Похоже, проснулась она одной из последних и не все слышала.

– Сейчас пойдем, – кивнул Халк. – Только пострадавших вытащим.

– Пострадавших от чего? Я спала, ко мне ворвались двое в форме и велели покинуть вагон. Кто-нибудь объяснит, что вообще происходит?!

Хлопнула дверь. Из соседнего вагона вышел Фиалка, увидел нас с ношей, Халка на нижней ступеньке. И засуетился:

– Сейчас… Там все проверили?

– Ага.

– Сейчас спустимся и пойдем. – Он просочился вниз мимо Халка и с земли принял его конец простыни. Когда они вдвоем поймали меня и проводницу, толпа у поезда потихоньку потянулась восвояси. Впереди поблескивали форменные пуговицы на хлястике Витька и лысине Андрей Михалыча, он с попутчиком так и тащил машиниста в простыне. Все остальные шли за ними. Они шли правильно, в степь.

– Эй, а почему туда-то? – Истеричный дядька, которому доктор показывал машиниста, встал и бросил чемодан под ноги. – Куда всех несет, по шпалам-то гораздо быстрее!

В толпе послышались одобрительные возгласы: многие были с ним согласны. Ну уж нет!

– Я еще не выжил из ума: болтаться ночью по полям с чемоданами! Или возвращаемся в поезд, или идем по шпалам как белые люди.

– Помощь придет только утром! – крикнул кто-то. Как быстро распространилась моя маленькая ложь.

– Значит, надо идти по шпалам! – Он возмущался, и его слушали. Часть пассажиров уже ушли в степь, но пара десятков человек остановились рядом с бунтарем и смотрели, что будет дальше. Нормально все будет! Мне, конечно, далеко до деда, но я не позволю какому-то крикливому человечишку подставить сотню человек.

Я сунула Халку конец простыни, который держала, и побежала к бунтарю.

Крикливый дышал тяжело. Я встала осторожно за спину тетки в розовом и исподтишка подстраивалась к его дыханию. Крикливый же, почуяв внимание публики, разошелся не на шутку. Он вопил про дорогие билеты, качество обслуживания РЖД и почему-то про террористов. Плохо то, что его слушали и обступали все теснее. Когда я наконец поймала его дыхание, мне пришлось проталкиваться к нему сквозь маленькую толпу.

Я наступила кому-то на ногу, споткнулась о чей-то чемодан, подошла:

– По шпалам опасно.

Мы оба тяжело дышали, зато в унисон.

– Чушь! Чего нам бояться? Встречного? – Не важно, что он говорит. Важно, чтобы он слышал установку.

– По шпалам опасно, надо идти через степь.

– Да с какой стати, ты вообще кто?!

– Надо идти через степь.

– Не хочешь – можешь оставаться, но хамить не надо! – Спасибо, курсанты. Хорошо, что Крикливый вас уже не слышит. Он уже мой.

– Надо идти через степь. – Я ущипнула его за палец, чтобы проснулся, и пошла вперед. Затылком чувствовала, что Крикливый и все, кто был рядом, идут за мной.

* * *

Я то и дело оборачивалась – не появились ли из леса знакомые фигуры – в запорошенной степи их было бы сразу заметно. Нет, пока нет. Мальчишки не дали мне тащить проводницу, волокли сами. Сзади бодро скрипела тележка той бабульки, которая не могла спуститься из вагона. Тележку и старушку тащили на себе две девчонки, чуть постарше меня, и тащили бодро. Я тогда верила: мы успеем! Даже глядя на этот рваный хвост разномастных человечков, растянувшийся по степи. Кто-то спотыкался, хоть было и не скользко, и даже ухабов под ногами особых-то не было, кто-то ворчал, что холодно, и было правда холодно, мы так, пожалуй, простудим свою команду в простынях: на них-то форма без шинелей. Я верила, что мы успеем уйти. А если нет?

У меня есть курсанты, на них можно положиться. Еще есть Михалыч с командой попутчиков, он вроде нормальный, если ему правильно внушить, что нужно. Девчонки, волокущие бабульку: думаю, они приучены выполнять приказы и работать в команде. Уже немало. Но все равно мало. Не знаю, сколько там в лесу Падали, но, судя по запаху, не два и не три куска. Может, десяток или больше.

Я смотрела под ноги, выискивая подходящие палки. Попадалась только сухая трава и толстые высушенные стебли борщевика. Не пойдет: сломается после первого же удара. В степи с палками прямо беда.

– Ира!

Это Михалыч. Он шел метров на двадцать впереди и вряд ли меня видел. Надо подойти. Я бросила мальчишкам: – Скоро приду, – и метнулась к доктору. Если бежать, то ухабы и кочки очень даже встречаются и бьют по ногам как в городе чемоданы на колесиках. Я споткнулась о розовый чемоданчик той безмятежной женщины, которая спрашивала, что случилось, задела кого-то плечом. Подбежала к доктору:

– Я!

Доктор пыхтел и поблескивал бисеринками пота на лысине. Он тащил машиниста, рюкзак на спине и еще собственный вес, немаленький.

– Молодец. Возьми у меня в рюкзаке спальник и свитер да укрой этого. – Он кивнул на машиниста в простыне. На том была только форменная рубашка и штаны, остальное, видимо, осталось в кабине.

– Может, и рюкзак взять? Или подменить вас с простыней хоть на полчасика?

– Еще чего! Выполняй. И по остальным пробегись, не мы одни забыли шинель. А то простудим команду. Вот понесло же нас…

Он ворчал, а я взяла в зубы телефон с включенной подсветкой и полезла на ходу в рюкзак доктора. Я старалась идти с ним в ногу, чтобы не наступать на пятки, и одновременно копалась в рюкзаке. Доктор тяжело дышал, и пар летел мне в лицо. Вот некоторые хорохорятся, а дыхание у самих такое, будто сейчас упадут и уже не встанут. И кто этого кабана на себе потащит? Я-то донесу, но мне не дадут: кто-нибудь такой же добренький отберет и вскоре сам свалится…

Нужное барахло нашлось, как всегда, на самом дне. Пока его доставала, успела нашарить в рюкзаке и прикарманить зажигалку. Не стыдно. Мне правда надо. Я накинула на машиниста спальник, кое-как, на ходу, передвигаясь вприпрыжку, напялила на него свитер. Когда закончила, на доктора было уже страшно смотреть: даже в темноте было видно, какое бордовое у него стало лицо.