ядовитый, то град, то гроза,

Но ведь есть оно счастье, ребята, раскройте глаза,

Да хотя б на рыбалке за жизнь зацепиться не поздно.

Вот и я до сих пор проживаю в любимом краю

И с Серёгой Евсенко за Миху Гаврилова пью,

И смотрю, как во льду отражаются синие звёзды…

2018

«Петька, твой старый, по детскому саду дружок…»

Петька, твой старый, по детскому саду дружок,

Замок волшебный построил тебе из песка —

С башней, с балконом, свечу возле входа зажёг.

«Взрослыми станем, — сказал, — и без споров и склок

Точно в таком заживём навсегда, на века!»

Мамы на нас наглядеться в тот день не могли,

Где-то оркестр за рекою чуть слышно звенел,

И замирала печальная песня вдали,

И над песочницей пух тополиный летел.

Вечность прошла. Утро. Митинг. Сто тысяч толпа.

Луч милицейской мигалки, как острый тесак,

В воздухе шарит. И Петька, тот самый, тебя

Тащит по площади в серый стальной автозак.

Да, это он, так уж вышло, так карты легли,

Ну и зачем ему в гуще событий и дел

Помнить тот двор, как звенела та песня вдали,

И над песочницей пух тополиный летел?

Вспомнил, узнал, пошутил: «Как там кости, целы?

Всех вас таких куда надо сейчас привезут,

Примут, возьмут на учёт, как на кончик иглы,

Всем вам, очкарикам, крышка, хана и капут!»

Вот и участок. Дежурный — как пёс в конуре.

Ливень по стёклам, собравшись с остатками сил,

Бьёт, обезумев, и замок у вас во дворе

Смыт без возврата, и ветер свечу загасил…

2013

«Ночь на город легла, как тюленья туша…»

Ночь на город легла, как тюленья туша.

Вот и время пройти по родным местам,

В дебри влезть, во дворы заглянуть, как в души.

В душах — тьма и раздолье шальным ветрам.

Месяц в спячке, и туча на нём, как намордник.

Воздух чёрен, но виден вдали проход.

Свет не гасит в окне дядя Вася, дворник,

Ждёт, не знает кого, уж который год.

Дядя Вася сидит у окна, он всё помнит,

Как весёлая шла кутерьма, чехарда

В непролазной глуши коридоров и комнат,

Как мы прочь укатили, ушли навсегда…

Злого ветра звучит заунывная нота.

Дом — как старый разбитый корабль, и в ночи

Капитан дядя Вася все ждёт, что хоть кто-то,

Хоть один из ушедших придёт, постучит.

Он чаи до утра в одиночку гоняет,

Он в тельняшке и в шлёпанцах, с трубкой во рту

На балкон, как на палубу, тяжко ступает.

Он печален и тих, он один на борту.

Нас по белому свету ветра разметали,

И следов наших нет в переулках пустых.

Дядя Вася не спит — смотрит в дальние дали,

Ищет, ищет, высматривает своих…

…Ночь в лохмотья листвы, в серый снег разодета.

В дальних далях, вокруг — ни тепла, ни огня.

«Эй, свои! Где вы там?» — тишина, нет ответа.

Нет своих. Дядя Вася сидит у окна…

1995

«Нет на Кубе ракет. Будут долго отныне и впредь…»

Видный советский партийный и государственный деятель А. Микоян, находясь в ноябре 1962 г. во время Карибского кризиса на Кубе, был вынужден остаться там, когда умерла его жена — Ашхен Лазаревна Микоян; он не приехал на её похороны в Москве.

Нет на Кубе ракет. Будут долго отныне и впредь

Воду в ступе толочь генералы и лясы точить.

Анастаса смотрящим оставили — в оба смотреть.

Анастас Микоян не поедет жену хоронить.

Хочешь — рыбу лови, хочешь — пей до упада, пируй.

Чуть заснёшь — и друзья по оружью во всю свою прыть

Дел таких наворотят, что мама моя не горюй!

Анастас Микоян не поедет жену хоронить.

Он всё знал: век безумен и лих,

И отчизну в два счета от них,

Если что, отряхнут от таких,

Как подошвы от пыли.

Было всё: страх, и ужас, и бред,

А они, стиснув зубы в ответ,

Жили вместе почти сорок лет

И друг друга любили.

Он в шезлонге с бокалом у моря под пальмой сидит,

И стукач, дружелюбный пацан, предлагает: «Налить?»

И, как снежным ковром, сонный берег туманом укрыт.

Анастас Микоян не поедет жену хоронить.

Вот в сторонке стукач бородатым вождям с пьяных глаз

Балаболит, допив, что страна, как её ни любить,

Не жилец — что у вас, что у нас, если прямо сейчас

Анастас Микоян не поедет жену хоронить.

Как же он с ней по паркам ночным

Колобродил под ливнем шальным,

Та пора и сейчас ещё с ним,

Тот закат над Тверскою,

Те дворы довоенной Москвы,

Ветра свист, словно звон тетивы,

И обрывки осенней листвы

Над уснувшей рекою.

Вот и всходит над морем звезда,

А в России, в Москве холода,

Снег и стужа, ненастье, беда,

Люди злы с перепою.

Ну, а здесь, вон, Фидель, друг и брат,

Тоже зол, и вразброд, невпопад

Дни бегут, словно листья летят

Над Москвою-рекою…

2012

«И дом продрог на холоде, и дождик-дуралей…»

И дом продрог на холоде, и дождик-дуралей

Цеплялся, как помешанный, за каменные стены,

Листва летела клочьями с берёз и тополей.

Зачем ты, Катя Фурцева, вскрывала себе вены?

Печаль вошла в печёнку, как заточка под ребро.