— Да не может там быть никаких отпечатков!

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно отметил Стас. — Об этом может знать только человек, державший этот самый пистолет. В перчатках держал, естественно. И выбросить на месте преступления не могли — пожалели любимую игрушку. Все, поехали пальчики катать и все такое. Собаку заприте, что ли. До вечера ничего с ней не случится.

В глазах Карабаса мелькнул отблеск надежды.

— Так вы верите, что я не виноват? — как-то по-детски спросил он.

— Доверяй, но проверяй, — назидательно заметил Стас. — И не взыщите, на вас обоих придется надеть наручники. Служба такая.

Во всем этом эпизоде мне не нравился поток сознания Василия… как его там? Верхним эшелоном шли злобные мысли о том, что лопухнулся, как последний фраер, спрятав пистолет там же, где находился мотоцикл. А вторым — гораздо более спокойные размышления о том, что прошлый раз отмазали — и в этот с нар вытащат. Не по собственной же инициативе он этого козла завалил. Ему приказали — он сделал. Все. Главное, чтобы на службе не узнали: сгорит мгновенно, больше ни на одно приличное место не возьмут.

При выходе из квартиры Стас посмотрел на меня вполне казенным взглядом и невозмутимо произнес:

— Свободна.

— В каком смысле? — не поняла я.

— Дальше справимся сами. Без потусторонних сил.

Мой глупенький, отважный подполковник милиции искренне не понимал, что именно сейчас ему без этого вмешательства — никак не справиться. Что все прежние его действия как раз могли быть осуществлены самостоятельно — пусть медленнее, пусть с большими затратами сил и средств, но — могли. А вот сейчас мое присутствие было ему необходимо. Но он этого не понимал. В задачке же было сказано: должен понять. Сам. По крайней мере, не прогонять меня.

— Стас, не нужно делать из меня пятый палец, ладно? — как можно более спокойно попросила я.

— Что не нужно? — слегка опешил мой друг.

— При случае обрати внимание: у всех персонажей рисованных мультиков на руках — четыре пальца.

— Ты в уме? — уже серьезно обеспокоился Стас.

— В полном, причем, что характерно, в своем. Присмотрись, когда сможешь: пять пальцев визуально не воспринимаются, кажется, что их много больше. Поэтому и рисуют четыре. Я — твой пятый палец, Стас. Ты сознательно стираешь меня из своих зарисовок, чтобы со стороны создавалась объективная картинка. Но на самом деле я есть. Более того, ты меня иногда все-таки прорисовываешь — пунктирчиком, тоненькой линией, чтобы легче было стереть.

— Допустим, — медленно произнес Стас. — И к чему этот диснеевский спич?

— К тому, что со стороны меня не видно, а на деле пятью пальцами работать сподручнее. Не прогоняй меня сейчас, Стас. Это ошибка.

— Да черт с тобой, — неожиданно развеселился Стас, — делай, что хочешь. В конце концов, не каждый мой коллега может похвастаться тем, что при его персоне состоит персональная ведьма-консультант.

— Так-то лучше, — ответно улыбнулась я. — А теперь я тебе быстренько расскажу, о чем думает твой задержанный.

— Который?

— Который убийца. Бармалея этого можно хоть сейчас отпускать…

— Карабаса, — машинально поправил меня Стас.

— Все равно. Тебе нужен второй. И прикажи сделать запрос или что там у вас в таких случаях делают: он недавно влетел в какое-то серьезное дело, от которого его «отмазали». Он и сейчас надеется выскочить с чьей-то помощью.

— А за что он этого несчастного грохнул, ты, случайно, не узнала?

Иронии в голосе могло бы быть и поменьше. Ну, да ладно.

— А он об этом не думает. Приказали — грохнул. Хочешь, чтобы покопалась поглубже?

— Если хочешь ехать с нами…

— Могу не ехать.

— Оказывается!

Я промолчала. Мы говорили сейчас на разных языках. Да и в принципе любой из нас обычно так коверкает свой собственный диалект, что до взаимопонимания, мягко говоря, получается далековато. Идеи остаются практически неопознанными. Впрочем, скорее мы говорили на двух разновидностях одного языка. Так бывает, когда начинаешь искать какую-нибудь волну в радиоприемнике, а параллельно, на той же частоте, вещает кто-то еще, и начинаешь искать чистоту приема, пытаясь избавиться от помех иного голоса. Мы сейчас не искали чистоты отношений, мы даже не пытались избавиться от взаимных помех.

Наше молчание зависло в воздухе, перекрывало кислород и хотелось проткнуть его резким словом, разорвать набухшую тишину хотя бы спасительным шепотом, и отдышаться в потоке нужных и не очень нужных слов…

Первой пошла на примирение я. Впрочем, как всегда.

— Я поеду за вами. По дороге постараюсь узнать что-нибудь полезное.

Стас с облегчением перевел дух: ссориться он не любил, а мириться не умел. Да и признать, что я ему нужна не просто как друг, а незаменимый в данном случае помощник в работе… Для подполковника милиции это было бы уже чересчур.

Я старалась держаться как можно ближе к оперативной машине, «отсекать» мысли ненужных мне сотрудников Стаса, его самого и Карабаса, наконец. Меня интересовал только Василий, точнее, картинка. Которая не могла не нарисоваться в его перевозбужденном сознании. И она нарисовалась…

Вечер в каком-то ресторане. Шумный вечер, кажется, праздновали день рождения кого-то из его коллег. Красивые девочки без комплексов, две из них — рядом с Василием. Ну, понятно, пустили по кругу пару косячков. Шампанское… это после полулитра, примерно, водки. Внезапное желание «покатать девчонок с ветерком» по ночной Москве. Первая подвернувшаяся возле ресторана машина: отключить сигнализацию и открыть дверцы для Василия было плевым делом, даже под солидным кайфом… Так, погнали наших вороных… Пустой перекресток, откуда-то вдруг возникшая человеческая фигура, глухой удар, фигура отлетает в сторону и исчезает. Визг девчонок. Машина продолжает мчаться вперед, пока ее движение не останавливает опора светофора. Удар, скрежет металла…

Следующая картинка — уже в камере, по-видимому, СИЗО. Человек, «увидеть», которого мне никак не удается, спокойно и размеренно внушает Василию:

— Вы уберете этого субъекта — и будем считать, что ни угона машины, ни сбитого насмерть человека, ни аварии не было. Вам просто нужно быстро и незаметно ликвидировать человека, который зашел слишком далеко. И — свободны. На службу сообщения не поступит, из-под стражи вас выпустят. Решайте сами: солидный срок и исковерканная жизнь — ваша жизнь, или удачный выстрел — и все продолжается по-прежнему.

— Но меня могут засечь…

— Могут. Но никогда не смогут опознать. Впрочем, это уже не ваш бизнес. Вы принимаете условия?

— Подумать…

— Пять минут. После этого срока предложение аннулируется…

«Картинка» задрожала, размылась и исчезла. Не потому, что Василий перестал думать: кто-то поставил заслон между мною и его мыслями. Что ж, этого следовало ожидать. Судя по всему, я влезла туда, куда мне влезать было не положено. Пока меня только предупреждали, ведь я ничего фактически не нарушала. Но еще один неверный шаг…