Легенда гласит, что однажды утром Яаков Куриэль взглянул на высокое тропическое небо, вспомнил о бесчисленных трупах, оставленных позади, раскаялся, попрощался со своими товарищами и вернулся в Средиземноморье. Если и раньше пираты Куриэля щедро раздавали деньги нищим изгнанникам из Испании, то теперь – как гласит та же легенда – Куриэль отдал изгнанникам всю свою долю испанских сокровищ, а она была огромной, и поселился в городе еврейских мистиков Цфате, в восточной Галилее. Судя по воспоминаниям того же Витала, он вел скромный образ жизни и ничто не напоминало о том, что еще совсем недавно Куриэль был владельцем сокровищ, которым мог позавидовать любой испанский гранд. О том, что произошло с его флагманским фрегатом, Витал также ничего не сообщает. Здесь же, в Цфате, Куриэль начал заниматься мистикой, даже написал несколько книг; здесь же, как раз на почве мистических занятий, он и познакомился с Виталом. И все же, вероятно, он так и не смог навсегда расстаться с морем. Как рассказывают современники, иногда без всякой видимой причины Куриэль вдруг отрывался от своих книжных занятий, перепоясывался, доставал из сундука шпагу и отправлялся в Хайфу. Впрочем, шел он не в кабаки и не в бордели, которые в начале шестнадцатого века в Хайфе только появлялись, и даже не пытался завербовать команду для нового плавания. Он поднимался как можно выше, к самому отвесному склону горы Кармель – к тому месту, которое теперь называется «Стелла Марис» или «Морская звезда», – поворачивался к морю и часами стоял в почти полной неподвижности, глядя на запад, устремив взгляд в пустоту. Некоторые предполагали, что во взгляде на море ему раскрывается особый мистический опыт, но сам Куриэль ничего об этом не говорил. Могилу Якова Куриэля можно увидеть в Цфате и сейчас – недалеко от могилы самого знаменитого, безумного и таинственного из цфатских каббалистов – рава Исаака Лурии.

Впрочем, уже и после того, как Куриэль был похоронен, а Хайфа стала пиратской столицей, Куриэля иногда встречали на Кармеле над отрогом горы, а иногда и в городе. Свидетели его появлений утверждали, что он либо куда-то шел, оставаясь полностью равнодушным к окружающим, либо просто стоял над склоном горы, устремив взгляд в пространство над морем, как если бы он что-то искал на горизонте. Поначалу подобные случаи становились предметом бурных обсуждений, но потом к ним привыкли; некоторые пираты все еще шарахались от призрака Адмирала, другие считали его своим покровителем. Среди тех, кто считал его скорее защитником, чем воплощением смерти и ужаса, было особенно много евреев. В тот вечер, о котором идет речь, двое из них сидели в одном из хайфских притонов, методично отхлебывая из горлышка. «Черт возьми, – сказал один из них, – поначалу я вообще в него не верил». «Ты это, поосторожнее, – ответил его собеседник, – а то он еще примет на свой счет». «И когда он появляется?» – спросил первый. «Никто не знает, – ответил второй. – Да он на то и Адмирал, чтобы перед нами не отчитываться». «Я его как впервые увидел, – снова начал первый, – так даже позеленел весь. Даже не знал, что могу быть такой зеленый». «Ты что, на себя со стороны смотрел? – с сомнением ответил его собеседник. – Тогда откуда ты знаешь, что зеленый?» «Я внутри позеленел, – объяснил первый, – как сухопутные во время шторма, когда их рвет». И они надолго замолчали, потом отхлебнули еще рома. Над морем выл ветер, и им казалось, что они на корабле. «Ха», – сказал один из них по фамилии – и по кличке – Якоби, и они встали.

Потом его товарищ потянул Якоби за рукав, и они снова сели. «Слушай, Якоби, – спросил он, – ты только не стреляй в меня сразу. А тебе не мешает, что мы имеем одну и ту же телку?» Якоби выпил еще. «Ты что, сдурел, Шауль? – ответил он. – Раньше ее имел кто ни попадя в борделе; да и когда мы уплывем из этой обетованной дыры, она будет снова иметься со всем, что шевелится. И ты думаешь, что я стану катить бочку именно на тебя? А кто из нас ее первый открыл?» – спросил он, подумав. «Это сложный вопрос, – ответил Шауль, – но уж точно не испанская корона, хотя кто ее знает. Ты когда был в Хайфе в прошлый раз?» «Ну в наш прошлый заход и был, – ответил Якоби, – когда я еще плавал под этим одноглазым голландцем». «Ну и я ее нашел в прошлый заход, – согласился Шауль. – А кто из нас заходил тогда первым?» Они долго сидели молча, но найти ответ на этот сложный вопрос им так и не удалось. «Хрен с ним, – наконец сказал Якоби, – девки не стоят того, чтобы о них так много думать. И кроме того, это портит вкус рома». Они еще выпили и еще помолчали. «Кто же вообще мог подумать, – сказал Шауль, – что я стану держать свою женщину». «И правда странно, – ответил Якоби, – хотя, когда я плавал с капитаном Самуэльсом, я думал, что меня радует все, что можно трахнуть». «Это совсем другое дело, – ответил Шауль. – Одно дело, когда ты вспорол какой-нибудь долбаный галеон, у тебя полно золота и ты радуешься, что телки есть. А совсем другое дело держать ее у себя дома, как держим мы». Но Якоби продолжал предаваться счастливым воспоминаниям. «Тогда, когда я плавал с Самуэльсом, – сказал он, – Я делил всех женщин на тех, которых можно трахнуть немедленно, и тех, которые на этом свете и вообще ни для чего не нужны». Шауль задумался. «А тогда ты скажи, – ответил он Якоби, – для чего еще они нужны? Ты что, пошел бы с бабой в море? Да она ж тебя продаст первому испанцу. И вместо испанца на рее – а согласись, ему там самое место – на рее будешь висеть ты». «Иди на хрен, – рявкнул Якоби, – незачем о таком на ночь. Прям как сухопутные». Он сплюнул, и они выпили еще. «И чем же это все-таки она нас взяла? – спросил Якоби. – Стареем, наверное. На дно потянуло? Кораллов давно не видали?» «Рановато что-то, – недовольно пробормотал Шауль. – Скоро, как вся эта сволочь сухопутная, завалимся на берег с мешком денег и будем на нем размножаться». «Заткнись, – ответил Якоби, – а то и вправду накаркаешь». «А тут еще этот Куриэль бродит», – добавил Шауль мрачно. «Я же тебе сказал, – ответил Якоби, – ты Куриэля не трогай. Он всех евреев на море бережет. Особенно таких, как мы, – он замолчал, выпил еще и добавил: – Да, говорят, что не просто так он тут бродит. И часами на берегу не просто так торчит. И на Запад не просто так заглядывается; он там не Испанию и не Ямайку ищет. Его не тоска по Толедо мучает. И не по кабакам Порт-Рояля». «Ну мало ли что говорят, – ответил Шауль, – женщина говорит, ветер носит». «Э нет, – сказал Якоби, – ты так не говори. За это и ножом можно получить. Тут тебе не баба напела; когда я плавал с капитаном Самуэльсом, это все знали». «Так уж и все?» «Все, – сказал Якоби. – У Самуэльса вся команда была из наших, так там про Куриэля много рассказывали. Хотя, пока здесь, в Хайфе, не увидел, как он все ходит и на море смотрит, не верил. Как и ты, думал, что брешут. А вот нет, оказывается». «А сейчас откуда знаешь, что не брешут? – спросил Шауль. – Ну ходит себе призрак, на море смотрит. А нам-то с тобой от этого какая польза?» «Пользы нам никакой, – согласился Якоби, – а вот ходит он туда-сюда не просто так. Ты помнишь, что про него рассказывают? Что сокровища он собрал немереные и испанцев утопил без счета. А где он был потом? В Цфате. И жил в доме из трех комнат. И это человек, который мог купить всю Ямайку вместе с губернатором и всеми шлюхами. Где, по-твоему, его золото?» «Говорят, отдал беженцам», – сказал Шауль. «Говорят, – согласился Якоби. – И отдавал. Только никого я не видел, чтобы он сказал: мой прадед был бедным, а стал богатым благодаря заботам дона Яакова Куриэля. Да и не тот это был человек, чтобы так отдавать без толку и без счету. Он, может, и отдавал для того, чтобы все думали, что он все отдал, и дурных вопросов ему не задавали и лапы свои к чужому золоту не протягивали». «Ну, может, он в Цфате какую синагогу построил?» – снова предположил Шауль. «Вот видно, – ответил Якоби, – что в Цфате ты не был и девки тебя интересуют, а учителя наши святые из Цфата, да будут они благословенны, не интересуют. Потому что в Цфате самая большая синагога – как твой курятник. Таких на флагман Куриэля штук пятьдесят загрузить было можно. А денег у него было достаточно, чтобы большой собор из Толедо построить. Где они, по-твоему?»