Перед самым рассветом Якоби вышел из брошенного дома; он пробирался совсем тихо, почти на цыпочках, боясь, что мальтийцы его заметят. В глубине мозга он все еще слышал предсмертный хрип Шауля. «Сейчас главное – ее найти, – повторял он, – и сначала перерезать ей глотку». И тут он снова услышал топот, какие-то крики, потом шаги отозвались и с другой стороны. Якоби снова спрятался в пустом дворе и вжался в угол. «Не получите, гады, – пробормотал он, запихивая карту в рот и тщательно ее пережевывая, – ни за что не получите. Можете сдохнуть». Впрочем, судя по всему, было похоже, что сдохнуть предстоит именно ему. И вдруг шаги начали удаляться. Якоби вышел из дома и, пригибаясь к земле, начал искать дорогу к одному из проломов в городской стене. «А Шауль ругал стену с дырами», – подумал он. На рассвете Якоби пробрался через пролом и нырнул в густые заросли ежевики и сальсапариля на склоне горы. Судя по дальним звукам, мальтийцы продолжали его искать. Якоби предпочел передвигаться короткими перебежками, а потом подолгу отлеживался в зарослях, стараясь убедиться, что за ним нет погони. Но чем дальше он уходил от города, тем острее и отчетливее пульсировала разрывающая сознание мысль о предательстве и о мести. Но столь же отчетливо Якоби понимал и то, что, пока мальтийцы в городе, вернуться в Хайфу и найти Ребекку ему вряд ли удастся. От чувства собственного бессилия он начинал задыхаться, а перед глазами черным пятном маячило хрипящее тело Шауля. Карты теперь у него не было тоже, и Якоби испытывал к себе вязкое, почти безграничное презрение. Тем временем он поднимался все выше и выше. Медленно наступал вечер; уже в сумерках Якоби вышел на гребень Кармеля. И тут он увидел Куриэля. Куриэль стоял спиной к нему, как всегда, повернувшись на запад, к океану. Якоби остановился в нескольких шагах позади него. Они оба смотрели на кроваво-красную поперечную полосу заката над темно-синим морем, из-за которого так и не пришли те корабли.

К началу восемнадцатого века Хайфа представляла собой достаточно печальное зрелище. Новые дома давно уже никто не строил, в городских стенах зияли бреши, а цитаделью служила старая городская церковь, укрепленная и переоборудованная в крепость. Впрочем, Антонио де Кастильо, побывавший в Хайфе в 1628 году, сообщает, что эта церковь тоже запущена, а ее алтарь находится в состоянии печальном, ветхом и неухоженном. Через сто тридцать лет, в 1761 году, глядя на полузаброшенный город с проломами в стенах – в котором все еще регулярно высаживались пираты, – бедуинский правитель Акры и Западной Галилеи, по имени Дахир аль Умар, решил восстановить Хайфу. Но в условиях восемнадцатого века защитить от пиратских нападений город, расположенный на маленьком полуострове, достаточно далеко выдающемся в море, было задачей чрезвычайно сложной; и, подумав, аль Умар приказал Хайфе перейти на новое место. По этой причине некоторые до сих пор утверждают, что шейх аль Умар был безумен. Этим местом было выбрана узкая полоса земли между морем и горой Кармель, примыкающая с юга к Хайфскому заливу и судоходному фарватеру; это именно то место, где и сейчас находится хайфский нижний город. Очевидцы рассказывают о том, как, исполняя волю шейха, хайфские дома поднимались – расправляя затекшие ноги – и шагали от полуострова к южному берегу залива. Они сообщают о том, что юные дома, построенные уже во времена правления Оттоманской империи, бежали быстро и весело; старые постройки крестоносцев шли медленно, важно, с трудом перенося с места на место тяжелые каменные стены, иногда прихрамывая. Домам же, построенным еще до крестоносцев, часто приходилось опираться на стены своих более юных собратьев.

Разумеется, с исторической точки зрения эти описания малодостоверны, и их авторы в значительно большей степени пытались польстить всевластному шейху, нежели воспроизвести исторические реалии. На самом деле каждая большая хайфская семья и каждый бедуинский клан, находившийся под властью аль Умара, получили в свое распоряжение один из кварталов города или просто несколько домов, которые им и было поручено перевезти или перенести на новое место. После многодневных земляных работ они выкапывали дома из сухой южной земли, грузили на огромные деревянные подводы – в которые были запряжены ослы, верблюды, кони, а часто и люди – и, истекая потом, медленно волокли хайфские дома на новое место, где столь же тщательно вкапывали их в землю. Некоторые семьи и кланы, у которых не хватило денег на подводу, были вынуждены тащить дома по земле на простых деревянных катках. Те же дома, которые были слишком большими или слишком ветхими для перевозки, были разрушены людьми аль Умара; шейху было важно, чтобы город не восстановился на столь проблематичном и небезопасном месте. Впрочем, руины нескольких домов до сих пор сохранились на территории нынешнего порта – недалеко от района новостроек «Дочь волн»; уже в девятнадцатом веке они были известны как «Хайфа аттика» – древняя Хайфа. Там же, на южной границе старой Хайфы, находится и вход в хайфские катакомбы.

На новом месте была выстроена надежная городская стена, призванная защитить город от пиратских набегов, с двумя воротами – на западе и востоке той самой полосы земли между горой и морем. Но основой защитных сооружений стала новая хайфская крепость – похожая на небольшой замок, – которая была расположена над городом, на склоне Кармеля, на месте нынешнего Сада поминовения. Крепость была окружена толстой стеной и примыкала к большой квадратной цитадели, возвышавшейся над морем, но сохранившейся лишь на рисунках и гравюрах того времени. Цитадель получила название «Бурж ес-Салам»; впрочем, следует сказать, что слово «бурж» изначально является не арабским и не турецким, но всего лишь искажением немецкого слово «бург». Поэтому хайфские жители называли цитадель просто «бургом», а жители окрестных деревень и всю Хайфу – «Хефбургом».

И все же радикальные городские реформы аль Умара никогда не стали бы возможны, если бы они не были подготовлены предыдущим этапом градостроительных работ. Уже в начале восемнадцатого века – в рамках более общих усилий по защите восточно-средиземноморского побережья от пиратов – оттоманское правительство обсуждало несколько планов реконструкции Хайфы. Из них был выбран один, предполагавший строительство в хайфской гавани двух защитных артиллерийских башен. Именно между ними и под их защитой и была выстроена новая Хайфа аль Умара. Идея двух артиллерийских башен была достаточно популярна в оттоманском фортификационном искусстве того времени, так что обе башни были построены относительно быстро, между 1722 и 1725 годами. Впрочем, для их проектирования и части работ все равно пригласили европейцев; согласно оттоманским документам, многие из строителей и каменщиков также были христианами, часто привезенными издалека. Башни были выкрашены в белый и черный цвет. В каждой из них находилось по шесть орудий и тридцать пять артиллеристов; к ним же были приставлены еще приблизительно пятьдесят солдат для обслуживания и общей защиты. Хотя, как уже говорилось, полностью защитить город от пиратов они не смогли, в Хайфском заливе все же стало спокойнее. Довольно быстро белая и черная башни стали символом города; даже в официальных оттоманских документах Хайфа иногда упоминается как «гавань двух башен».

Своими цветами эти башни были обязаны проектировавшему их английскому архитектору по имени Джеймс Харрингтон. Про него известно относительно много. Харрингтон был хорошим архитектором, чрезвычайно глубоко знавшим свое дело, хотя и не гениальным. Понимание того, что великих произведений архитектуры он уже не создаст, заняло у Харрингтона довольно много времени, но не было для него чрезмерно тяжелым. Несмотря на то что, становясь архитектором, он мечтал строить великие соборы, постепенно Харрингтон переквалифицировался на строительство фортификационных сооружений – работу не только более востребованную, но и не требовавшую постоянного напряжения вдохновения. Как и почти все представители английской нации, он делал свое дело хорошо и ответственно, хотя иногда и излишне вникал в детали. Став достаточно известным в своей области, Харрингтон женился на хорошей английской девушке. Почти все его знакомые одобрили его выбор. Нельзя сказать, что он ее любил, но нельзя сказать, что и ненавидел; к тому же она была хорошей матерью их детям. Временами она немного его раздражала, временами смешила, но в целом их отношения были вполне хорошими и, так сказать, рабочими. Изначально оттоманская администрация наняла Харрингтона проектировать новые защитные сооружения в западном Причерноморье. Эти сооружения предполагалось построить согласно последнему слову военной науки того времени – что, учитывая обостряющиеся отношения Порты и России, было делом крайне важным.