вы же одарённый, так что нормально. Четвёртый активирует взрывное устройство, а пятый отсоединяет протез. Нормально? Не слишком много? А то я слышала, что солдаты любят простые и надёжные вещи. Нет, мой протез точно надёжный, но обычно в артефакты встраивают три канала, особенно когда речь о начинающих одарённых.

– Нормально, не переживайте. Большое вам спасибо.

– Ой, чуть не забыла. У меня ваш друг был… тоже протез ставила ему. Он обронил кое-что, вот, – Алёна протянула мне смутно знакомый портсигар.

– Какой друг?

– Миша. С пышными усами такой.

– Миша? Он живой?

– Живее всех, протез просил поставить, – пояснила Алёна, после чего я взял портсигар.

– Ещё раз спасибо.

– Пожалуйста.

Я вышел наружу, радуясь словно ребёнок и не зная даже почему. С Мишей мы толком и не знакомы, но… вот знаете, бывает смотришь на человека и видишь, как человек добром прямо лучится. Вот Миша таким и был, хотя может мне показалось? Не знаю, но я был рад, что у него вроде всё хорошо. Живой и славно.

А там я побежал искать свою роту и уже траншей нашёл самого Мишу, который направлялся в сторону командирского блиндажа.

– Саня! – Миша будто почувствовал мой взгляд и обернулся. – Живой!

– Как и ты! – усмехнулся я и протянул портсигар. – Забыл у Алёны.

– Ух бляха… дурья моя голова. Снова выручаешь, Саш.

– Да ладно, а ты как сам-то? Так быстро из госпиталя вернулся и уже на фронт бежишь?

– Так мне же всего лишь ногу оторвало. К тому же протез поставили. Добрая девушка, Алёна. Меня-то действительно хотели в тыл отправить, как я только не умолял меня оставить. Ну что я, калека какой-то? Две руки есть, стрелять могу, тем более бедро вон целое, просто вместо голени палку вставьте и я с мужиками в штыковую снова пойду. Но нет же… – и вдруг что-то Миша совсем поник, после чего обессилено сел на стрелковую ступень, на которую солдаты встают для стрельбы из траншеи. – Не одарённый я... не заслужил видимо. Но Алёна девушка добрая, собрала из мусора мне протез.

Затем он поднял штанину, показав свою новую ногу. Самодельный латунный протез с железными вставками, выглядит крайне просто, никакой магии и тем более электроники, единственная механическая деталь – ступня с шариковой шестернёй, которая кое-как подстраивается под ландшафт.

– Давай покурим, – предложил Миша и открыл свой портсигар, где осталось две самокрутки, под ними хорошо была видна фотография молодой девушки.

– Давай, – я сел рядом, после чего подкурил и сделал первую затяжку. – А чего ты так на войну рвёшься? Тебя же дома ждут.

– Никто меня дома уже не ждёт. Зима холодная была.

– Неужто помереть хочешь?

– Боже упаси, конечно же нет!

– А чего тогда?

– Хочу, чтобы моя страна победила. У меня кроме Родины никого и не осталось. К тому же сам Государь ко мне за помощью обратился, говорит без меня никак.

– Прямо так? – скепсиса в голосе я скрыть не мог.

– Да, как вчера помню, гордый штабс-капитан к нам в деревню приехал и прямо сказал, что Государь на нас рассчитывает. А звёздочки так и сверкают, – довольно произнёс Миша, вспоминая наверное свой лучший день в жизни. – К тому же с нами Бог, а кто тогда на их стороне? Тут и думать нечего. Бить гада надо и гнать до самого Берлина, а потом ещё ногами отпинать, что он уже точно никогда не поднялся, да новую войну не развязал ради мести.

– И то верно, – спорить я не стал.

Многое я мог бы сказать на эту тему. Можно было поднять тему веры и религии, которые много кто не отличает и вечно путает. Было что сказать и про «любовь» Государя, который даже печек на фронт не отправил, да и самого его не видно что-то. Небось сидит в столице, в тепле, под защитой, кушает плотно и радуется жизни, не зная даже ни о каком Мише. Целого вечера не пожалел бы и поговорил про то как держава очень часто любит заполнять пустоту в чужих сердцах, чтобы дать всегда выгодную именно для державы, но не для человека цель. Однако есть одно «но».

Миша об этом меня не спрашивал, а своё мнение навязывать… неблагодарное это дело. А ещё очень глупое. Я на самом деле молод, даже тридцати не стукнуло, а после перемещения вроде ещё пару лет сбросил за счёт обновления или скорее отката ментального тела. Но уже понял, что не нужно никого переубеждать против воли.

К тому же люди редко меняются, особенно после двадцати. Мировоззрение уже устоялось, вросло корнями, стало не отъемлемой частью, изъятие которой приведёт к колоссальному стрессу, а тот в свою очередь приведёт либо к глубокому отрицанию, либо к ещё большему стрессу, разрушению старых идеалов, депрессии и…

– Да ебись оно в рот, – произнёс я вслух, сделав последнюю затяжку.

– Вот ты прямо с языка снял, – тут же согласился Миша, который думал о чём-то своём, но это не помешало нам прийти к одному и тому же выводу. – Пойду скажу этому Оболенскому, что только я тут решаю, когда мне в тыл отправляться!

И Миша встал, после чего уверенно зашёл в командирский блиндаж. За диалогом я не следил, хотя мог бы. Слух у меня очень хороший благодаря дару, но всё же этот диалог подходит под критерий «личное». Так пусть оно и остаётся личным, так будет правильно.

– Как думаешь, Кристин, а мы сможем вернуться домой? – Откинув голову назад я посмотрел на голубое небо.

– Не знаю, может и сможем. Но оно нам надо? Нас же там уже никто не ждёт. Ни врагов, ни друзей не осталось. Так зачем возвращаться? – резонно заметила Кристина, которая тоже немного ещё скучала по родному миру. – К тому же я уже нашла тебе первую девушку для гарема.

– Какого ещё гарема?

– Большого, голов на пятьдесят-шестьдесят…

– Ты сдурела? Они же мне мозги выедят! Я с ума сойду!

– Всегда выбирай самый сложный путь, на нём ты не встретишь конкурентов.

– Не надо цитировать какой-то бред!

– Всем сложно. Всем некогда. А ты сделай то, что так давно планировал.

– Я никогда не планировал собирать гарем!

– Никогда не говори «никогда».

–