не сдох от диверсии. Их уныние меня якобы беспокоило, поэтому я предложил устроить утром небольшое приветствие, выделив при этом молодняк, который менее психологически устойчив. Наверняка эта идея командованию понравится, раз оно даже в каждый блиндаж печки ставит, в том числе для простых смертных безродных солдат.

К слову, о молодняке. Я, конечно, не эксперт, но в этих траншеях очень много молодых. По всей видимости немцы отводят самые боеспособные отделения, а для прикрытия используют свежее мясо, которое должно просто выиграть время. Это грустно и мерзко, но логично и эффективно.

И на счёт алкоголя. Удивительно, но факт, солдаты не только дымили как паровозы, но ещё и пили. Пиво и вино. И это являлось нормой, что меня шокировало. Понятное дело, они не нажирались, а вино всегда разбавлялось, но стоил ли говорить о том, как солдаты рвались до этого алкоголя? Французы так и вовсе за вино готовы были убивать. А вот у русских алкоголя я не заметил.

Так или иначе к утру моё требование было услышано и даже сам оберст внял моим словам, лично вышел к солдатам и начал произносить патриотичную речь. Скорая победа, разгром русских, мы настолько сильные, что легко воюем на два фронта и бла-бла-бла.

И в этот момент мне стало понятно, что пора действовать. Легко добрался до склада, без сомнений убил часового, затащил тело внутрь и начал накладывать на снаряды письмена. Слова силы выцарапывались Кристиной и если они получат сигнал, то начнут раскаляться и вызовут детонацию боеприпаса. Затем взрываться начнёт и всё остальное, огня будет прилично.

Как только разобрался с первым и основным складом артиллерийских снарядов, то сразу же направился к командирскому блиндажу.

– Оберлейтенант Кантегерд, – меня поприветствовал адъютант оберста, также в помещении находился и командир первой роты, но он молча продолжал изучать карту.

Отлично, сразу четырёх командиров рот и ещё оберста с его адъютантом я бы точно не одолел. Сигнал к взрывчатке, содрогается земля и в этот момент я вонзаю Кристину в шею командира роты, одновременно с этим выставляя вперёд левую руку и стреляя из протеза в голову не успевшего создать барьер адъютанта. Всё случилось крайне быстро, никто не услышал стрельбы, ведь внимание оказалось приковано к подрыву склада боеприпасов.

Я вышел наружу и обнаружил, что часть солдат уже хватается за животы и падает. Некоторые сразу теряли сознание, другие начали блевать, третьи чувствовали себе очень хреново, но ещё стояли на ногах. Отравление на всех подействовало по-разному, но больше всего досталось зелёным юнцам, которые ещё минуту назад поднимали тост за кайзера, смотря на такого гордого и великолепного оберста, а теперь просто умирали.

Взглядом нашёл командира второй роты, который также находился среди своих солдат и уже подхватил одного из бедолаг, дабы отнести его к госпиталю.

– Оберлейтенант Кантегерд, помогите мне…

Нож в глаз, пока Кристина выпивает его досуха, я пистолетом начинаю расстреливать стоящих на ногах солдат. Такие бедные, да? На самом деле нет, стоит только пустить этих людей на чужую землю, как они начнут насиловать, убивать, грабить. Это же война, где каждого учат ненависти к врагу.

Поэтому лишних иллюзий я не питал и делал то, что сделал бы на моём месте любой из них. Это не оправдание, это суровая действительность, факт, который ты либо принимаешь, либо подыхаешь и подставляешь тем самым своих.

– М-м-м, а ты знал, что он не курил? – за несколько секунд Кристина выпила командира роты до дна.

– Оберлейтенант Кантегерд! Предатель! – раздался голос оберста, который уже успел всё осознать, сбегать к складу и даже найти меня на месте очередного преступления: впрочем, скрываться более не имело смысла.

Вместо меня немцу ответил свист снарядов русской артиллерии.

Глава 8

– Ха-ха-ха, догонялки! – Кристине было очень весело.

А вот мне – нет. Оберст разошёлся не на шутку и первой же атакой создал разрушительную молнию. Я едва успел увернуться, но остаточный разряд всё равно вызвал анемию части мышц.

– СДОХНИ, РУССКАЯ СВИНЬЯ!!!

– Твою мать!

Вовремя траншея пошла в бок и мне снова удалось уйти от смерти. Позади же меня разорвало по меньшей мере десять солдат, буквально разорвало, на мелкие кусочки, даже алый туман поднялся, ведь кровь стремительно испарялась от разрушительной магии. В моём мире этот тип бы с лёгкостью уничтожил любой танк.

Я же на ходу орудовал Кристиной, перерезая глотки солдатам на своём пути. Часть из них пыталась прятаться от артиллерии, другая теряла сознание из-за отравленного пива, третьим мешали стрелять спины союзников.

– БОЛЬШЕ КРОВИ БОГИНЕ КРОВИ!!! – ещё громче оберста так ещё и прямо в моём сознании кричала Кристина, вошедшая в раж.

После убийства двух ротных, сильных одарённых, она теперь выпивала врагов куда быстрее. Зачастую и вовсе после того как я вырывал клинок из плоти струйки крови ещё некоторое время тянулись за мной, после чего падали в грязь. Снаряды же продолжали со свистом лететь к земле, взрываясь порой даже в самой траншеи.

И вот на очередном повороте меня протаранил один из офицеров, везучий обладатель экзоскелета. Гад снёс меня как куклу и впечатал в стену траншеи, попутно нанеся удар саблей прямо в мою грудь. Но раздался лишь лязг и загорелись руны на броне, остановившие удар.

Немец поднял голову и посмотрел на меня, потом на штык-нож в его плече. Силы стремительно покидали бедолагу, ведь жажда Кристины была неутолимой. И как только сердце немца перестало биться, то я сразу же отшвырнул труп с нагревшемся энергетическим ранцем в сторону.

Взрыв раздался уже позади, а я продолжал разрывать дистанцию с оберстом, который кричал где-то позади. Драку с сильнейшим я собирался оттягивать до последнего, попутно напитывая своё духовное оружие силой отнятой крови.

– О, нет, он сдаётся, – снова раздался голос Кристины, которая заметила упавшего на колени солдата, бросившего оружие. – Может всё же убьём?

Сдавшихся я не убивал принципиально, но с ноги в лицо прописывал или по затылку, чтобы вырубить. Не то чтобы я прямо уж святоша, скорее определенно точно нет и вообще мне наверняка уже приготовлен котёл в аду, но всё же считаю важным придерживаться выработанных за жизнь принципов и идеалов, которые и ведут меня в самые тёмные дни. Кроме них у меня можно сказать ничего и не осталось.

– А