Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прежде чем ты мне соврешь, имей в виду: я поняла, что вы не за город собрались, а случилось что-то нехорошее, потому что вы оба с рюкзаками, звонок твой был нервный, и ты никогда до этого не приходила ко мне, предварительно не позвонив по телефону, и уж тем более никогда никого ко мне не приводила. А потому я спрашиваю: что у тебя стряслось?
Я вам говорила, что головушка у Эмилии Марковны варит как положено? Ну вот, любуйтесь.
– Дело в том, что сейчас на Лялю охотятся люди, желающие заполучить ее для некоей работы, абсолютно противозаконной. – Билли-Рей покосился на старушку и взял печенье. – И прежде чем мы успели уйти, они заблокировали нам вход.
– Ах, эти замки! – Эмилия Марковна всплеснула руками. – Да разве это занятие для девушки – ковыряться в замках! Хотя, конечно, мне ее умение когда-то пригодилось, я, знаете ли, рассеянная стала, вышла в магазин, оставила дома Семушку, внука, – он спал, я думала – быстро вернусь, а ключи-то возьми и потеряй! Семушке два года всего, он в квартире, а я за дверью, и что делать? И тут Лялечка шпилькой в замке поковыряла – и пожалуйста: «Сим-сим, откройся!» Семушка даже испугаться не успел, а я, конечно, замки сменила на те, что Лялечка мне указала. Виданное ли дело – шпилькой открывались! У меня, конечно, брать нечего, но не хочется, знаете ли, чтобы люди пытались в этом лично убедиться. Вот так мы и познакомились. Семушка сейчас уже в школу ходит, бойкий парнишка, а тогда крохотный был да пугливый, страшно подумать, что было бы… Ну, да что об этом теперь. Но не дело – такое умение девушке, так я и знала, что плохо все это закончится. А что же теперь делать-то?
– Не знаю. – Билли-Рей задумчиво рассматривает узор на чашке. – Мы бы чердаком ушли, да где он, чердак… А пока идей нет.
– Да как же это – где чердак? – Эмилия Марковна даже руками всплеснула. – Да здесь же выход, в коридоре у меня!
– Как это?
– Ах, молодой человек, вы ведь не в курсе совершенно, другое поколение, да. – Эмилия Марковна покачала головой. – А ведь все эти квартиры были когда-то коммунальными. Общая кухня, общий коридор, удобства тоже… Здесь четыре семьи жило, а как стирку затеют – спасу нет от мокрых панталон. Вот и вывешивали на чердаке. А выход туда – в соседнем парадном, не набегаешься с тазом мокрого белья. И на улицу никак, пятый этаж, и сторожи потом, чтоб не украли, и ладно бы летом – можно на лоджии, по очереди, а зимой, а когда осень и дожди? А стирать надо обязательно, мы же культурные люди! В ванной все сообща для стирки приспособили, но с сушкой беда просто! Стирать по графику тоже не выход, постоянно мокрые простыни в коридоре, и копоть на них садится, и мажутся – а ну-ка, кто идет, тот руками отодвигает, и не нарочно же, а однако ж нехорошо выходит, вся стирка впустую. Ну, так мы посовещались, и контрабандой – понимаете, вступив в сговор, тайно – проделали лаз на чердак в аккурат из общего коридора. Лестница встроена, выдвинуть ее – и все. Мы очень дружно жили, не то что другие в коммуналках, у нас не случалось ни ссор, ни скандалов, все решали интеллигентно, дорожили своим и чужим покоем, да и детям надо было хороший пример подавать. Тут Николай Федорович тогда обитал, слева комната, – золотые руки, мастер! Вот он и сделал нам лаз, да так ловко, что не видно ничего совершенно! И вот как постираем – да хоть всей квартирой, – так никаких панталон в коридоре. Поднялся наверх, соседа попросил выварку с мокрым бельем подать, всегда ведь дома кто-то есть, четыре семьи – это много народу, и все, благодать. Сейчас открою вам, вот только лестница… Поди, заржавел механизм-то, давно не пользовались.
– Я посмотрю. – Билли-Рей одним махом допил чай. – Мы поднимемся на чердак, и лестницу я обратно пристрою.
– Ступайте за мной, молодой человек.
Эмилия Марковна выплыла из кухни, величественная, как английская королева, в своем оранжевом фланелевом халате, с тщательно причесанными, уже совершенно седыми кудрями. Я помню, как мы с ней познакомились: она позвонила ко мне в дверь с просьбой вызвать службу спасения, пожарных, милицию, Бэтмена, дух Пушкина – кого угодно, потому что Семушка в квартире один, а ключи она посеяла где-то. Ну что мне оставалось делать? Я захватила инструменты и открыла замок, чем повергла милую старушку в ужас. Пришлось рассказать о работе и о том, что я, мягко говоря, не афиширую род своих занятий. Эмилия Марковна секрет мой сохранила в целости, она оказалась на редкость умной теткой, да и немудрено это, если всю жизнь преподаешь психологию в университете. Она и сейчас пишет какие-то статьи в журналы, но с лекциями больше не выступает – ей уже тяжело.
– Паола, иди сюда.
Я собираю наши чашки, споласкиваю их в мойке и выхожу. Справа от двери стоит высокий, под потолок, шкаф. Створки его сейчас открыты, планка с вешалками отодвинулась, а из задней стенки выдвинулась лестница, вполне удобная.
– Столько лет прошло, а механизм как новый! – Эмилия Марковна смеется. – Николай Федорович был большой мастер на всякие хитроумные механизмы. Шкатулки с секретом делал, головоломки, игрушки детские – работал инженером, а это для души. Жена у него была милейшая женщина, работала в поликлинике медсестрой, и дети замечательные. В общем, Николай Федорович все это мастерил почти неделю, зато, извольте видеть, до сих пор работает. Я сама поставлю обратно, когда вы уйдете, здесь и ребенок справится.
– Ага, если найдет. – Билли-Рей хмыкнул. – Удивительная работа, никогда такого не видел. А вверху люк. Паола, подай наши рюкзаки, пора уходить, время дорого.
– Только обещайте мне, что, когда все закончится, вы ко мне снова заглянете, просто в гости. – Эмилия Марковна почти влюбленно смотрит на Билли-Рея. – Ай, вы такой милый мальчик, вы не оставили в беде Лялечку.
Вот с этой «Лялечкой» я подозреваю, что она меня дразнит. Из Эмилии Марковны милая старушка примерно такая, как из меня – Лялечка, и она это отлично понимает. Ее цепкий ум умеет мгновенно анализировать информацию, но людям посторонним знать это незачем: Эмилия Марковна, как и я, не любит показывать свою сущность – люди не понимают ее так же, как и меня. Мы не в стае, мы сами по себе, а это непросто в обществе, где привыкли заглядывать в чужие кастрюли и рыться в чужом исподнем.
– Паола, поднимайся.
Я смотрю на Эмилию Марковну и вижу тревогу в ее глазах.
– Я надеюсь, все утрясется.
– Я тоже, Эмилия Марковна.
– Подожди минуту.
Старушка резво засеменила в гостиную, полы ее халата заколыхались. Она, как и я, любит уютные халаты и плюет на мнение снобов насчет подтянутой домашней одежды. Ни к чему политесы, когда хочется отдохнуть, а ходить по дому при параде могут только очень странные личности, у которых в услужении есть люди, выполняющие всякую работу по дому.
– Вот. – Эмилия Марковна что-то сует мне в руки. – Это принадлежало еще моей бабушке. Это счастливое колечко, не знаю, как оно работает, но моя бабушка избежала и плена, и смерти, и маме оно помогало не раз, и мне тоже… В общем, это из разряда иррациональной веры, но тебе она нужна, а потому носи, оно тебе тоже поможет.