Вдруг кто-то дотронулся до его левого плеча.

– Извините, – беззвучно сказал кто-то, – кто вы и как сюда попали?

– Я – Юрик, – тоже беззвучно ответил Коновалов. – Я упал в реку.

Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.

– Слава Богу! – выдохнул кто-то и громко крикнул в сторону: – Живой!

Коновалов лежал в свете фар, тер глаза.

– Блин, дружище, мы думали, ты покойник. Поднимайся! – кто-то разбудивший Коновалова помог ему встать. – Ты что тут делаешь? Случилось чего?

В свете фар Юра увидел невысокого полного парня в бейсболке, шортах и обтягивающей его пышную грудь майке с Гомером Симпсоном, утопающим в пончиках.

– Заблудился, – соврал Коновалов, – до города не подбросите?

– Да не вопрос, – улыбнулся толстяк и пошел к мигавшей аварийными огнями машине. Там, где он только что стоял, Коновалов увидел на камне свернутую в узел черную майку с подарком внутри.

Парень уселся на переднее пассажирское сиденье, Коновалов – на заднее.

– Ему в город надо, – радостно воскликнул толстячок, пристегнув ремень. – Подвезем человека?

– А почему человек голый? – За рулем была девушка. Юрий еще не видел ее лица, но по бархатному низкому голосу понял, что кожа у нее персиковая, мягко отливающая едва различимым румянцем, глаза карие, с гранатовыми отблесками, такие темные, что не разглядишь контур зрачка, нос тонкий, точеный, губы мягко очерченные, с глубоким желобком. Откуда взялись в его воображении эти приторные персидские образы, он не знал сам.

– Я одетый, – оправдался он, – только майку снял. Нужно было завернуть…

Девушка обернулась рассмотреть пассажира, и оказалось, что Коновалов ни в чем не ошибся. За рулем сидела Шахерезада в шортах и белой майке-алкоголичке.

– Ну поехали, раз одетый, – говорила Шахерезада с едва уловимым восточным акцентом. От легкой хрипотцы ее голоса по рукам Коновалова пробежали мурашки.

Толстячок обернулся и протянул Коновалову пухлую ладошку.

– Викентий, – торопливо представился он, – для друзей – Вика.

Позже Юра узнал, что Вика всегда представлялся в начале знакомства – очень уж стеснялся своего милого девичьего имени. («Знаешь, каково толстому мальчику по имени Вика учиться в средней общеобразовательной школе?») Он писал сценарии для одного известного мультсериала. Телом, голосом и рыжей, торчавшей в стороны шевелюрой он и сам походил на одного из его персонажей. («Продюсер, когда меня увидел, сразу принял на работу, даже синопсис читать не стал. Мол, кто, если не я?»)

Шахерезаду Вика называл Джо. Смех ее был таким же глубоким и бархатным, как ее голос: словно тропические бабочки покидали ее уста и мягко хлопали иссиня-черными крылышками. (Воображение Коновалова будто вернулось с восточного базара и сыпало рахат-лукумом.)

Вика бабочек не видел. Он смеялся над собственными шутками и над рассказом Коновалова о суке Сергеиче, наславшем на него драконов, над вопросом Джо о количестве у драконов голов. Смех его был таким заразительным, что Джо и Юра в конце концов смеялись вместе с ним.

В город приехали уже за полночь. Сначала отвезли домой Вику. Выходя из машины, он энергично пожал Юрину руку.

– Ну ты насмешил нас, Юран! – сказал он на прощанье. – Договорились, короче, завтра в семь в «Якоре».

– Иди домой, Вика, мама ждет, – шутливо прогнала его Джо.

Они остались вдвоем. Коновалов чувствовал себя странно. Внизу живота сжималась и разжималась тугая пружина волнения, подталкивая все выше к кадыку шершавый шерстяной комок.

Машина мчалась по пестрому, бурлящему ночной жизнью городу. Проносились мимо неоновые созвездия вывесок, светодиодные кометы реклам, млечные пути фонарей. Это был огромный, манящий, полный жизни космос, который Коновалову, погруженному в томный уют вечерней Фаининой кухни, до сих пор был неведом.

«Тойота» резво вскарабкалась в горку и слетела с нее, расправив невидимые крылья. Пружина в животе Юрия сжалась в последний раз, дернулась и исчезла вместе с проклятым удушающим комом в горле. После них осталась только приятная щекочущая пустота.

– Невесомость… – Джо обернулась и с интересом посмотрела на его застывшее в глупой улыбке лицо.

– Что?

– Невесомость. Вы почувствовали? Просто, когда ты за рулем, ее не так остро ощущаешь.

– Невесомость, – повторил Юра. – Почувствовал.

Джо засмеялась и припарковалась у тротуара прямо под знаком «Стоянка и остановка запрещена».

– Вы водите?

– Что?

– Права у вас есть? – Каждая ее фраза заполняла салон новыми и новыми бабочками. Из-за них Коновалов уже не видел саму Джо – только трепыхание синих крыльев.

– С собой нет…

– Садитесь за руль, – коротко распорядилась она, выходя из машины. Бабочки вылетели следом за ней и растворились в ночном небе.

– Зачем? – пробормотал Коновалов, послушно пересаживаясь на ее место.

– Затем, что я тоже хочу невесомость! – Она запрыгнула на пассажирское место, звонко хлопнув дверью. – Прокати́ те меня!

Коновалов развернулся, набрал скорость, влетел в гору, и – вжжух! – «тойота» внезапно лишилась опоры под колесами, полетела среди неоновых звезд. Джо радостно взвизгнула и захохотала. Коновалову тоже хотелось смеяться, но не от страха – от счастья. Все опоры, которые он когда-либо знал, оказались больше не нужны. Здесь, в машине, парящей в невесомости посреди мерцающего города, рядом с заливающейся смехом Шахерезадой, он стал тем, кем должен был стать давным-давно, если бы не боялся – космонавтом Юрием Коноваловым.

Полтора часа спустя Джо высадила его у калитки в палисадник, послала ему из открытого окна воздушный поцелуй, машина мигнула ему на прощанье аварийными огнями, и они исчезли за поворотом. Вдруг стало щекотно. Юрий наклонил голову и увидел, как по белому шраму на левой руке ползет огромная синяя бабочка. Он осторожно подсадил махаона на палец правой руки, чтобы рассмотреть получше, и понял, что руки его пусты – замотанный в майку подарок остался на заднем сиденье машины.

Счастливая щука

На следующий вечер в шесть пятьдесят нарядный Коновалов вошел в деревянные салунные двери бара «Якорь». Кавер-группа заканчивала настраивать инструменты, вялая несимпатичная певичка бормотала в микрофон какую-то старую песенку. Юрий сел у барной стойки и заказал безалкогольный мохито.

Юрий тянул через полосатую соломинку ледяной лимонад и поглядывал на вход. Посетители заходили редко. За полчаса наблюдений в бар вошли две девицы с неестественно вывернутыми пухлыми губами, двое выпивших мужчин с лоснящимися загорелыми лысинами и семейная пара с маленькой девочкой. Но ни Вика, ни Джо в баре не появились. В девятнадцать тридцать Коновалов допил мохито, расплатился с барменом и вышел. Море было рядом – протяни руку, поговори, прикоснись. Коновалов сделал было два шага навстречу ему, и его буквально сбили с ног.

– Вот ты где! А мы за тобой! – раздался Викин голос. – Короче, «Якорь» твой –