— Подтвержу!

Да я что угодно готова была подтвердить, лишь бы вернуться домой как можно скорее.

— Собираемся! — приказал князь. И добавил специально для меня: — Из возка не выходить, руны не стирать, наузы не распутывать! И скажи там кормилице, чтобы подобрала тебе одежду поудобнее, путь неблизкий.

Узнав о поездке Богдана Желановна заохала, запричитала: виданное ли дело, девке в воинские походы ходить.

— Тебе в тереме сидеть, от нечисти прятаться да мир в княжестве блюсти, пока князюшка делом ратным занят.

Но, понимая, что я не простая гостья, смирилась. И озаботилась гардеробом:

— Ни одного сарафана широкого, ни одной рубахи!

— А что, из готового подобрать нельзя?

Кормилица всплеснула руками, словно умирающий лебедь — крыльями:

— Да какое там! Ты же ни одному роду не принадлежишь, нельзя тебе чужую вышивку вздевать. Глянь на рукава, там только знаки обережные, милость богов призывающие.

Интересненько!

В ближайшие полчаса я выяснила, что здесь ничего не делается просто так, особенно украшения.

Так, серьги носят только замужние, а кокошники и ленты — удел девушек.

По узорам, украшающим одежду, можно было узнать не только род человека, но и его статус: крестьянин, воин, боярский ли сын или связан с каким-нибудь культом. А еще семейное положение: какой ребенок в семье, или сколько детей имеет, просватана ли девка, женихается ли парень. Выучить всего не получилось бы и за год, да мне и не надо было. Я просто почувствовала волнение, словно попала в любимую приключенческую книгу про шпионов:

— А, может, использовать вышивку как маскировку?

В глазах Богданы Желановны застыл вопрос. Пришлось пояснять:

— От глаз Бабы Яги, леших, водяных и прочих меня с помощью рун и наговоров укроете. А от людей? Увидят странную одежду, проболтаются, а там сложить два и два несложно.

Кормилица снова всплеснула руками и куда-то умчалась, чтобы через полчаса принести голубую рубаху и алый сарафан. И то, и другое было обильно украшено вышивкой, но, кроме украшений, новый наряд от привычного отличала широкая юбка.

— Вдруг верхом скакать придется, чтобы не осрамить честь девичью, не сверкать коленками, аки смердова женка.

На мой взгляд, мужская одежда была бы удобнее, но Богдану Желановну разве переспоришь!

— Ну хоть, не такую яркую!

Алый сарафан сменился синим. А в сундук уложили еще и зеленый, голубой и рыжий, а к ним — рубашки.

Приготовили и ленты, и накосники, и головные повязки, унизанные мелким жемчугом. А в довершение принесли большой плат. Тонкий-тонкий и невесомый, словно паутинка, и такой же прозрачный. По краю вилась выложенная золотой канителью и разноцветным бисером дивная кайма.

— Накинешь на голову, и в пути не снимай. Даже с лица не убирай, только в возке или в защищенном доме!

Я кивала, пропуская половину наставлений мимо ушей. Мысли витали далеко, и вовсе не около родного дома. От предвкушения чего-то волшебного, приключений и чудес сладко сводило живот, а в голове уже рисовалось триумфальное возвращение с победной.

Тогда-то с Кирилла слезет вся спесь и он перестанет задирать нос, этот городской пижон.

Долго мечтать не дали — уже через два дня кавалькада покинула столицу Тулимского княжества.

Возок оказался кожаным коробом, поставленным на телегу. Внутри лежали набитые одуряюще ароматным сеном мешки, покрытые мягкими звериными шкурами. Сидеть на этом было невозможно, а вот лежать вполне удобно. Правда, трясло неимоверно, вскоре я с завистью поглядывала на рысящих в строю верховых — им морская болезнь не грозила.

К ней добавилась скука: девушка, которую князь ко мне приставил, упала в ноги, размазывая по лицу слезы: ехать на войну с Лихом никому не хотелось.

Мне стало жалко бедолагу и я уверила Зареслава, что справлюсь сама.

Останавливались в обед, давая возможность отдохнуть лошадям, и поздно вечером, на ночевку. Мужчины, даже князь, устраивались на ночевку прямо на земле, разложив волчьи или медвежьи шкуры и сунув под голову седла. Мне всегда было интересно, как это выглядит со стороны, ведь седла, которые я видела, были громоздкими.

Оказалось, с них просто снимают подушку, которая крепилась к остову ремнями.

Я ночевала ввозке, там же и ела — для этого приходилось снимать покров.

К нему я привыкла быстро: платок давал возможность гулять практически везде и даже ездить верхом — князь взял меня пару раз в седло, когда я очередной раз закричала от отчаяния, так закружилась голова.

Трясло не меньше, но здесь был свежий воздух и хоть какие-то упражнения. Я с удивлением поняла, что верховая езда требует немалых мышечных усилий и совсем не похожа на сидение на мотоцикле.

Рысь я так и не полюбила, а вот шаговые прогулки, когда лошадям давали возможность отдохнуть, пришлись по душе. Можно было расслабиться и глазеть по сторонам.

А посмотреть было на что!

Осень, пусть и мягкая, превратила лес в свою палитру. Темнели сжатые нивы, в лугах дозорными замерли высокие стога. Аккуратные, словно причесанные, а в крутые бока упирались крепкие палки — стожары.

Оказалось, их на самом деле причесывают! Намечут хорошо просушенное сено, а потом проходят по кругу деревянными граблями, укладывая травинки одна к другой.

— Так дождь мочит только верхний слой. Внутри все остается сухим и не гниет, — пояснил князь.

Он хорошо знал свои земли и рассказывал о них с такой любовью! Так, я узнала, что из липы вырезают лучшие ложки, звонкие, как дробь дятла, а проезжая через зеленеющие поля услышала, что озимые взошли хорошо, и если зима будет снежная, без хлеба княжество не останется.

В лесу Зареслав указывал на незаметные мне дупла, говорил, что там живут дикие медоносные пчелы и радовался, что их больше, чем в прошлом году. Обращал мое внимание на следы, а однажды громким свистом вспугнул косулю. Та вскинула голову и умчалась прочь резвыми прыжками.

Но чем ближе отряд приближался к логову Лиха, тем мрачнее становилось вокруг. Пахло сыростью, все чаще сквозь лесную подстилку пробивались метелки хвоща, а звериных следов становилось меньше.

В воздухе повисло ожидание чего-то нехорошего. И в один из дней, когда люди и животные предвкушали вечерний отдых, едущий чуть впереди дозорный вскинул руку — поперек звериной тропы лежало тело.

Кавалькада остановилась. Нашедший тело ратник соскочил с коня и перевернул мертвеца, после чего отскочил, как ужаленный. Я вытянула шею и зажала рот ладонью, борясь с тошнотой: губы покойника покрывала засохшая кровяная корка.