им судьбы, складывая их в созвездия! Овны, Лебеди, Рыбы плыли над греками. А над ним? Что простирается над ним, кроме потолка? Василий почувствовал туманную зависть к темным грекам, к Валерке с его готовностью «дать душе поблажку», ко всему значительному, что прошло мимо него.

Валерка довез до подъезда. Попрощались наскоро и как-то скомканно. Им обоим было неловко: Василию за свое пижонское упрямство в ненужном споре о «нуле», а Валерке за вынужденное ораторство, чья корявость оскорбляла ту правоту, которую он чувствовал и не мог выразить словами.

Оставшись один, Василий достал телефон. Набрал номер жены.

– Вера, я тут подумал… Пусть Вадик сам все решает. Не мешай ему с этой девочкой.

В трубке заверещало, но Василий без сожаления нажал «отбой» и смело взглянул в глаза небу, с которым познакомился на рыбалке.

Лишняя хромосома

Больше всего на свете Галка не любила уху. И жареную рыбу. И вяленую. Любую рыбу она почти ненавидела. Виновата была не сама рыба со всеми своими костями и чешуей. Вина лежала на рыбалке, куда вечно сваливал Галкин муж, Валерка.

Вместо того чтобы гвоздь прибить или как-то иначе вложиться в материальное благополучие семьи, он пропадал на прудах, речках, заводях, озерцах. Галка не любила воду во всех природных упаковках. Если бы ей предложили место для эмиграции, она бы выбрала пустыню. Чтобы ни капли воды на сто верст вокруг.

Галка, конечно, скандалила. Делала это громко и тихо. Точнее, это были две фазы одного процесса. Сначала она молчаливо закипала, потом ее прорывало. И тогда Валерке выпадало узнать, что он полное ничтожество, что он хорошо устроился за ее счет, что жена надрывается, пока он с удочкой прохлаждается. Она еще много чего хотела сказать, но не успевала. Валерка подхватывал те самые злосчастные удочки и убегал на речку. Там он топил свою печаль. Его печаль, оказывается, не умела плавать. Она шла на дно, как кирпич. И домой Валерка возвращался веселый и довольный. К тому времени и Галка успокаивалась. Правда, говорила слегка хриплым голосом, потому как скандалила она со всей страстью, на пределе голосовых связок.

Валерка в глубине души понимал, что Галка во всем права. Не понимал только, почему она до сих пор его терпит. Как-то не принято у них было обсуждать такие материи. Живут себе, и ладно. «Живем, репу жуем», – была такая присказка у Валерки.

А Галка знала, за что терпит своего рыболова. И в глубине души считала, что ей повезло с мужем.

Дело давнее, Валерка, поди, и не помнит той истории. Но Галка на этом воспоминании, как на фундаменте, построила свой дом. Эта память такая глубинная и сокровенная, что ни с подругами, ни с родственниками Галка этим никогда не делилась.

Давно, почти в прошлой жизни, она ждала ребенка. Ей тогда казалось, что ждет только она. Валерка как-то легкомысленно относился к будущему отцовству. Даже когда она сообщила ему, что ребенок родится в ноябре, он тупо уточнил: «Этого года?»

Валерка ходил на рыбалку как будто про запас, понимая, что в скором времени придется смотать удочки и убрать их на антресоли. Его тянуло к воде, как водяного. Галка надувала губки. Тогда они были у нее пухленькие и привлекательные. Валерка целовал их и убегал. Галка обижалась, ей хотелось сидеть, как в кино, взявшись за руки, смотреть в даль и говорить о будущем ребенке, придумывать ему биографию. Или хотя бы обсудить, куда они его отдадут, в музыкальную школу или на хоккей. Ну уж точно не на балет.

В тот день ей позвонили из женской консультации и сказали, что нужно срочно подойти, желательно прямо сейчас. Пришел какой-то анализ.

В кабинете молодая врачиха, Вероника Игнатьевна, которую Галка всегда недолюбливала, сказала сухо:

– Присаживайтесь.

Галка почему-то ответила:

– Ничего, я постою.

– Нет уж, вы сядьте. Новости такие, что… – Врачиха замялась, но потом вспомнила про очередь у ее кабинета и решила спрямить дорогу к правде. – Судя по анализу, у вас будет даун.

Галка плохо разбиралась в диагнозах. Это слово она точно слышала, но мозг встал на дыбы и не впускал страшную правду в ее сознание.

– Не поняла, – честно сказала Галка.

– Что тут непонятного? Вы не знаете, что такое даунизм? – вскинула бровь Вероника Игнатьевна.

– Дурачок родится? – перевела Галка на свой язык. Голос ее дрогнул.

– Ну… почему дурачок? Просто ребенок с особенностями развития, со сбоем в наборе хромосом… – Врачиха опустила глаза.

Галка отчаянно пыталась связать свой мир, где уже были куплены пеленки и ползунки, с какими-то хромосомами. Она держалась за мысль о ползунках, как будто они гарантировали ей, что ребенок родится здоровым.

Врачиха поняла, что молодая женщина не вполне понимает ситуацию, и тихо, понизив голос, почти прошептала:

– Ну да, если так проще, то дурачок. Их еще называют солнечными детьми, они много улыбаются.

– Это лечится? – попыталась спасти положение Галка.

– Конечно, нет, – вздохнула врачиха, – поэтому я вас и вызвала, чтобы вы все обдумали. Если аборт, то нужно делать немедленно. Буквально на этой неделе желательно, сроки нас поджимают.

Это «нас» почему-то не успокоило, а разозлило Галку. Врачихе нужен безопасный аборт, остальное ей неинтересно. Беда казалась огромной каменной глыбой, которую нельзя разделить на кусочки между врачом и пациентом.

– А точно? – уточнила Галка.

– Что точно? – переспросила врачиха.

– Точно… даун?

– Стопроцентной гарантии этот тест не дает, но вероятность около девяноста восьми процентов. Можно сказать, что точно.

Галка плохо помнила, как дошла до дома. Почему-то дала круг, чтобы не проходить мимо детской площадки, на которой играли здоровые дети. Но дети были всюду. Они шли с ранцами из школы, тянули мамаш в сторону киоска мороженого. Всюду сплошные дети. Никогда раньше Галка не видела так много детей. Огромный мир здоровых детей, где нет места ее сыну. Галка знала, что будет непременно сын. Сын-дурачок.

Дома она выла, как по мертвому. Пошли к черту все эти умники с добрыми глазами, которые воркуют про то, что хромосома роли не играет, что солнечные дети приносят особую радость. Галка ненавидела в эти минуты весь мир за его коварную несправедливость. Ведь она не пила, не курила, за всю жизнь два раза болела то ли гриппом, то ли ангиной. Она так честно любила своего еще не родившегося малыша, так ярко мечтала о нем, так ясно представляла себе, как она и он будут тереться носиками и повизгивать от восторга. Валерка был в этой картине мира где-то сбоку. Сам виноват со своей рыбалкой.