class="p1">Когда начался новый семестр, Алины в числе студентов уже не было. В учебной части сказали, что она забрала документы еще до сессии. Видимо, испугалась, что не сдаст теорию вероятностей. Так решили в учебной части и без боя отдали ей документы.

Кто-то из студентов вспомнил, что завозил Алине учебник куда-то на окраину. И даже назвал адрес. Вадик рванул туда, но только зря потратил вечер. Там он застал какую-то старушку, полусумасшедшую. Ее сознания хватило, чтобы вспомнить, что жила у нее какая-то девушка, «жиличка», как она ее называла, то ли с Самары, то ли с Саратова. Или даже с самого Таганрога. А потом съехала. Больше сведений в ее сознании не поместилось.

Вадик понял, что потерял Алину. Что надо было бежать сразу, сшибать по пути Веронику, наступать на шарф, трясти за плечи, кричать, что она ему нужна, что без бадана он загнется в своей гонке… Бывают поступки, которые нельзя совершить и минутой позже. Или сейчас, или никогда. Он не совершил.

Он говорил себе: «Можешь – значит должен». Должен забыть. А если не можешь?

Пришла весна, ранняя и ненасытная. Самая ранняя и самая ненасытная. Солнце, будто измученное жаждой, припав к снегу, жадно пило из луж и не могло напиться.

Вадик поехал с родителями на дачу к отцовскому другу. Своей дачи у них никогда не было, потому что считалось, что копаться в земле – это непроизводительно тратить время. Но, оказывается, непроизводительное может быть прекрасным.

Вадик ходил по дорожкам, разглядывая первые пробудившиеся растения. Островками земля уже покрывалась зелеными заплатками. Особенно постарался странный наглец, раскинувшийся привольно и смело. Как будто зиму придумали трусы, и он смеется над их осторожностью. И пока все только раскачиваются, он уже покрыл землю своими круглыми и твердыми листьями. И даже с виду понятно, какие у него упрямые и настырные стебли. Невысокие, прижатые к земле, но сосущие из нее соки что есть мочи. Это было странное растение. Оно не умиляло и не красовалось, но вызывало уважение.

Вадик присел на корточки, оглаживая листы. Пригляделся и присвистнул. Между листьев торчала пика, увешанная розовыми цветами. Вокруг грязь и слякоть, сплошная невнятность и неопределенность. А этот наглец цветет и плевать ему на все.

За спиной послышались шаги. Хозяйка дачи вышла позвать к столу.

– А, баданом любуешься? Он первым цветет, – сказала она любовно.

– Как вы сказали?

– Первым, говорю, зацветает.

– Нет, другое. Как вы его назвали? Что это за растение?

– Это? Бадан.

Вадик смотрел на цветки бадана так, что хозяйка растерялась. Вроде взрослый парень, а губы дрожат. Нервный какой-то. Все-таки зря его родители с детства учебой перегружали.

– Можно мне цветок сорвать?

– Рви, мне не жалко.

Вадик уезжал домой с цветком бадана и с новой волной боли от осознания своей потери.

Приехали в город уже вечером. Готовить было лень. И вообще, прекрасно проведенный день хотелось завершить как-то неординарно. Родители решили заказать готовые блюда из сетевого ресторана со странным названием «Судьбинушка». Кроме названия, все остальное не вызывало вопросов.

Система доставки гарантировала, что заказ прибудет в течение часа. И действительно, вскоре раздался звонок в дверь.

– Добрый вечер! Служба доставки… – На пороге стояла Алина, груженная коробом с эмблемой ресторана.

Вадик знал, что самое коварное слово на земле – это «потом». «Потом» – это значит «никогда». Есть только «сейчас», бескомпромиссное и взрывоопасное. Зато горячее и обнадеживающее.

Он схватил Алину за куртку, как будто она могла снова исчезнуть. Потащил на кухню, где на подоконнике, вольготно облокотившись о край стакана, вальяжно и равнодушно пил воду цветок бадана.

– Это тебе!

И Алина прижала лицо к цветку. Ушла в цветок, обнюхала его, как собака. Прежде это вызывало смех и презрение у Вадика. Но на этот раз ему было не до смеха. Важно не что делает женщина, а кто эта женщина. Важна только она сама.

Оказывается, есть женщины, которых можешь забыть. Можешь – значит должен. А есть та, которую забыть трудно до невозможности. Значит, и не должен. Никому. Ничего. Не должен. Только ей. Он должен ей каждую весну дарить цветок бадана.

Рыбалка

В семействе было пасмурно.

Сын Вадик выкинул фортель, которого от него никто не ожидал. Прежде он доставлял родителям только радость, круто замешенную на гордости. И вдруг такое.

Вадик объявил, что у него есть девушка. Нет, не так, хуже. Что у него серьезные намерения. Еще хуже. Что он нашел девушку, которую не хочет ни на кого менять. Беда состояла в том, что девушка была неправильная. Опять не так. Девушка, может быть, и хорошая, кто ж ее знает, но стоит в жизни на неправильном месте. Не рядом с пьедесталом, куда устремлен Вадик, а где-то на обочине жизни, среди колдобин и чертополоха, на которые не скупятся родные просторы. У девочки погибли родители, воспитывала тетка, потом тетка спилась и дальше все в том же духе.

Девочку жалко, но при чем здесь их Вадик?

У него другая колея по жизни. И ужас в том, что Вадик может ради этой девчонки свернуть со своей правильной лыжни, забуриться в лес, потерять время и не стать чемпионом. Проиграть в жизненной гонке.

Девушка, кажется, Алина, появилась в их доме с коробом ресторанной еды. Будь прокляты современные сервисы, все эти доставки. Почему они не пожарили в тот вечер картошку? Вера, мать Вадика, не могла себе этого простить. В знак протеста она регулярно жарила картошку и безрадостно раскладывала ее по тарелкам. В доме установилось траурное настроение. Жареная картошка стала символом печали.

Вадик делал вид, что не замечает, во что он превратил жизнь близких. А может, и вправду не замечал. Он глотал картошку и убегал в свои неведомые дали, где его ждала Алина.

Он убегал, а родители оставались. Чувство несправедливости сдавливало их сердца. Вере хотелось плакать, и она уходила в ванную, чтобы горячая вода сняла спазм с души. А Василий Петрович, отец Вадика, вновь и вновь крутил в голове шараду, пытаясь понять, где он недоработал, не передал Вадику свое понимание жизни.

Василий Петрович сравнивал жизнь с гонкой биатлонистов. Надо быстро бежать и метко стрелять. Замешкался, промазал на огневом рубеже – будешь стоять в толпе неудачников и наблюдать за тем, как кто-то другой поднимается на пьедестал и принимает на грудь медаль.

Это понимание Василий Петрович вынес из собственного опыта. Из собственного горького опыта. Он знал, почему разминулся с жизненным успехом.

Дело в том, что Вася родился и