Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На полу в погребе кто-то лежал. Это был дядя Эйнар, крепко связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту.
В первый миг ребята хотели броситься наутек: ведь дядя Эйнар теперь был их врагом. Но сейчас этот враг ничего не мог им сделать. Он умоляюще смотрел на них воспаленными глазами. Калле подошел и вынул у него изо рта кляп.
Дядя Эйнар застонал.
— Негодяи! Что они со мной сделали! О господи, руки! Помогите мне снять веревку!
Ева-Лотта бросилась к нему, но Калле ее остановил.
— Минуточку, — он выглядел чрезвычайно смущенно. — Простите, дядя Эйнар, но сначала все-таки мы должны пойти за полицией.
То, что Калле решился взрослому человеку сказать такую вещь, для него самого было совершенно непостижимо.
Дядя Эйнар замысловато выругался. Потом опять немного постонал.
— Вон как! Значит, мне надо вас благодарить за это развлечение! Как я раньше не понял! Знаменитый сыщик Блюмквист!
Ребятам стало не по себе от его стонов.
— Какого черта вы стоите тут и пялите глаза! — закричал он. — Идите тогда за полицией, щенки! Но попить-то вы могли бы мне принести?
Андерс побежал во всю прыть к старому колодцу во двор и набрал железным ковшом чистой, свежей воды.
Дядя Эйнар прильнул к ковшу так, словно не пил сто лет. Потом снова застонал.
— Ох, руки!
Калле не мог больше выдержать.
— Если вы обещаете твердо, что не попытаетесь удрать, мы, может, немного ослабим вам веревки на руках.
— Обещаю все, что хотите! — поспешил заверить дядя Эйнар.
— И вообще, даже бессмысленно пытаться, потому что если один из нас побежит за полицией, то ведь двое-то все равно останутся вас сторожить. И. ноги у вас связаны.
— Твоя наблюдательность достойна похвалы, — сказал дядя Эйнар.
С большим трудом Андерс развязал веревку. В первый момент руки дяди Эйнара, наверное, заболели еще сильнее, потому что он долго сидел, раскачиваясь взад и вперед, и скулил.
— Сколько времени вы так пролежали? — спросила Ева-Лотта дрожащим голосом.
— Со вчерашнего вечера, прелестная сеньора, — отвечал дядя Эйнар. — Причем благодаря вашему вмешательству.
— Да, печально, — сказал Калле. — Простите, пожалуйста, но теперь мы все-таки должны сходить за полицией.
— Может, сначала обсудим этот вопрос? — предложил дядя Эйнар. — Да, кстати, как вы, черт возьми, ухитрились все разнюхать? Но, так или иначе, драгоценности теперь у вас, а ведь самое главное в том и заключалось, чтобы они нашлись. Не так ли, господин знаменитый сыщик? Так почему бы вам не отпустить бедного грешника ради старой дружбы?
Дети молчали.
— Ева-Лотта, — взмолился дядя Эйнар, — ты же не допустишь, чтобы твой родственник попал в тюрьму?
— Уж если натворил что-нибудь, приходится отвечать, — сурово произнесла Ева-Лотта.
— Мы не можем поступить иначе, — сказал Калле. — Андерс, ты сбегаешь?
— Да.
— Проклятые щенки! — крикнул дядя Эйнар. — И чего я вам не свернул шею, пока время было?
В два прыжка Андерс взбежал по лестнице. Оставалось только выскочить в дверь. Но в дверях кто-то стоял. Двое людей преградили ему дорогу. Один из них, с бледным лицом, держал в руках пистолет.
— Мы, кажется, угодили прямо на семейное торжество, — усмехнулся Бледный.Друг детей Эйнар в кругу своих родных. До чего мило, так и хочется сфотографировать и поместить в газете! Нет, Эйнар, не пойми меня превратно, я вовсе не имею в виду «Полицейские ведомости». Есть же и другие газеты!
Он помолчал, разглядывая пистолет, потом заговорил опять:
— Жаль, что мы помешали. Если бы мы чуть-чуть задержались, твои маленькие друзья успели бы тебя освободить и ты, наверное, живо отыскал бы стекляшки, не то что вчера.
— Артур, выслушай меня, — сказал дядя Эйнар. — Клянусь, что…
— Ты уже достаточно клялся! — оборвал его Бледный. — Когда тебе придет охота сказать, куда ты девал вещички, можешь открывать рот. А до тех пор не рыпайся! Будешь храниться в лежачем положении, как бутылка с минеральной водой. Надеюсь, твои маленькие друзья не будут возражать, если я тебя опять свяжу? И ты ведь не слишком голоден и не очень хочешь пить, старина? Потому что я, к сожалению, ничего не могу тебе дать пожевать, кроме этого носового плотка. До тех пор, пока ты не образумишься!
— Артур! — завопил дядя Эйнар в совершенном отчаянии. — Ты должен выслушать, что я скажу. Знаешь, кто все заграбастал? Вот эти вот щенки! — Он указал на детей. — Они уже собирались привести фараона, когда вы нагрянули. Вот уж не думал, что буду рад видеть ваши рожи! Но сейчас вы пришли удивительно кстати.
Минуту все молчали. Бледное лицо с бегающими глазками повернулось к ребятам. Калле почувствовал, что надвигается страшная опасность. Это было нечто совсем иное, гораздо более ужасное, чем когда он стоял перед пистолетом дяди Эйнара.
Молчание прервал второй, тот, которого Калле называл Противным.
— А что, Артур, может быть, на этот раз он говорит правду?
— Возможно, — ответил Артур. — Это мы скоро узнаем.
— Ребят предоставьте мне, — сказал дядя Эйнар. — Я быстро выжму из них все, что нам нужно.
Андерс, Калле и Ева-Лотта слегка побледнели. Да, Калле не ошибся, это было посерьезнее войны роз…
— Послушай, Артур, — продолжал дядя Эйнар, — если до тебя наконец дошло, что я не собираюсь вас надувать, то ты, конечно, понимаешь, что мы теперь больше чем когда-либо должны держаться заодно. Разрежька, — он показал на веревку на ногах, — и давай кончать дело. Сдается мне, что нам давно пора отсюда убираться!
Артур без единого слова подошел к нему и разрезал верезку. Дядя Эйнар с трудом поднялся, потирая онемевшие мышцы.
— Это была самая длинная ночь в моей жизни! — вздохнул он.
Артур ехидно скривил рот, а Противный хрипло засмеялся.
Дядя Эйнар подошел к Калле и взял его за подбородок.
— Ну так как же, господин сыщик, ты же, кажется, собирался посылать за полицией?
Калле молчал. Игра была проиграна, он это понимал.
— Должен тебе сказать, Артур, что эти дети невероятно сообразительны. И я буду очень удивлен, если они не расскажут дяде Эйнару по-хорошему, где спрятали драгоценности.
— Здесь их нет, а где они, мы не скажем, — упрямо ответил Андерс.
— Послушайте меня, детки, — сказал дядя Эйнар. — Вот эти два добрых дяди вчера вечером неправильно меня поняли. Они вбили себе в голову, что я знаю, где лежат драгоценности, но не хочу сказать, куда их спрятал. Поэтому они дали мне ночь на размышление. Как я уже сказал, это была самая длинная ночь в моей жизни. В этом погребе довольно-таки темно по ночам. В сущности, ни зги не видно. И к тому же холодно. И если руки и ноги связаны, то очень плохо спится. И есть хочется, и пить тоже, уверяю вас. Куда лучше и уютнее спать дома, у мамы, правда, Ева-Лотта?