Ева-Лотта смотрела на дядю Эйнара, и лицо у нее было совсем такое, как когда он мучил ее любимого Туесе.

— Господин знаменитый сыщик, — продолжал дядя Эйнар, — как ты смотришь на то, чтобы провести одну или, скажем, две ночи в этих развалинах? Или даже, может быть, все ночи, которые тебе остались?

Калле почувствовал, как по спине поползли отвратительные мурашки.

— Кончай размазывать! — вмешался Артур Редит. — Волынка слишком затянулась. Слушайте, отпрыски! Я детей люблю, даже очень. Но таких, которым приспичило бегать за фараонами, когда надо и когда не надо, я терпеть не могу. Мы вас здесь запрем, мы вынуждены это сделать. Выйдете вы отсюда живыми или нет, зависит от вас самих. Либо вы выложите драгоценности, и тогда вы проведете здесь только одну, от силы две ночи. Как только мы будем в безопасности, ваш милый дядя Эйнар напишет и сообщит, где вы находитесь.

Он помолчал.

— Ну, а если вы не хотите говорить, куда их дели, тогда… тогда мне даже страшно подумать, как будут плакать ваши дорогие мамочки.

Андерсу, Калле и Еве-Лотте тоже было страшно об этом подумать. Калле вопросительно посмотрел на Андерса и Еву-Лотту. Они кивнули. Положение безвыходное, придется сказать, где лежит железная коробка…

— Ну, знаменитый сыщик? — поторопят дядя Эйнар.

— А вы нас обязательно выпустите, если мы скажем? — спросил Калле.

— Разумеется, — ответил дядя Эйнар. — Ты не веришь дяде Эйнару, мой мальчик? Вы останетесь здесь только до тех пор, пока мы не переберемся в более подходящее место, чем этот город. К тому же я попрошу дядю Артура, чтобы вас не связывали, и тогда вам здесь будет совсем неплохо!

— Железная коробка стоит в белом комоде на чердаке булочной, — сообщил Калле, и видно было, что ему стопло огромных усилий произнести эти слова.Там, где был цирк «Калоттан».

— Чудесно! — сказал дядя Эйнар.

— Ты уверен, что знаешь, где это? — спросил Артур Редиг.

— Абсолютно! Вот видишь, Артур, как важно для нас держаться заодно. Никто из вас не может подняться на чердак булочной, не вызвав подозрений, а я могу.

— Ладно, — проговорил Артур. — Пошли!

Он посмотрел на троих ребят, молчаливо жавшихся друг к другу.

— Надеюсь, вы сказали правду! «Правда дороже золота»— есть такая хорошая пословица, мои юные друзья. Если вы наврали, мы вернемся сюда, и тогда уж вам будет так плохо, так плохо…

— Мы не наврали, — пробурчал Калле, глядя исподлобья.

Дядя Эйнар подошел к нему. Калле сделал вид, будто не замечает его протянутой руки.

— Прощай, господин знаменитый сыщик. Мне кажется, тебе лучше бросить криминалистику. Кстати, нельзя ли получить обратно отмычку? Ведь это ты ее взял?

Калле вынул из кармана отмычку.

— Вам тоже кое-что не мешало бы бросить, — сказал он угрюмо.

Дядя Эйнар рассмеялся.

— Прощай, Андерс, спасибо за компанию. Прощай, Ева-Лотта. Ты милая девочка, я всегда так считал. Передай привет маме, если я не успею с ней попрощаться!

Он поднялся по лестнице со своими двумя приятелями. В дверях дядя Эйнар обернулся и помахал:

— Обещаю, что обязательно напишу и сообщу, где вы находитесь. Если только не забуду!

Тяжелая дверь с шумом захлопнулась.

— Это я виноват, — заговорил Калле после паузы, которая, казалось, длилась целую вечность. — Только я один. Не надо было впутывать вас в это дело. А может, и себя тоже.

— «Виноват, виноват»! — передразнила Ева-Лотта. — Да откуда ты мог знать, что так получится?

Опять наступила ужасная тишина. Казалось, на всем свете нет ничего, кроме этого подземелья с наглухо запертыми дверями.

— Жалко, что Бьорка вчера не застали, — наконец сказал Андерс.

— Не говори! — отозвался Калле.

Потом опять все молчали. Все трое думали. И думали, в общем, об одном: все рухнуло. Драгоценности спасти не удалось, грабители вот-вот скроются за границу. Впрочем, сейчас это казалось пустяком по сравнению с тем, что сами они заперты и не могут выйти, не знают даже, выйдут ли вообще когда-нибудь на волю. От этой мысли становилось так страшно, что просто невмоготу…

А вдруг дядя Эйнар не напишет? И, кроме того, сколько идет письмо из-за границы? И сколько можно прожить без пищи и воды? А вдруг бандиты решат, что им лучше, чтобы дети навсегда остались в подземелье? Ведь за границей тоже есть полиция, и грабители, конечно, будут чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что дети никогда не смогут выдать их. «Я напишу, если не забуду», — сказал дядя Эйнар напоследок. Зловещие слова!

— У меня есть три булки, — сообщила Ева-Лотта и сунула руку в карман.

Это было все-таки небольшим утешением.

— Значит, мы до вечера с голоду не умрем, — заметил Андерс. — Еще полковша воды есть.

Три булки и полковша воды! А потом?

— Надо звать на помощь, — предложил Калле. — Может, какой-нибудь турист придет смотреть развалины.

— Насколько я помню, прошлым летом здесь побывали два туриста, — сказал Андерс. — В городе об этом потом долго говорили. Почему бы сегодня не приехать еще одному?

Они стали перед маленьким оконцем, сквозь которое в подземелье падал луч света.

— …Три, четыре! — скомандовал Андерс.

— Помогите! Помоги-и-те-е!

Последовавшая за этим тишина показалась им еще более глубокой, чем раньше.

— В Гринпсхольм и Альвастру — вот куда они едут. А до наших развалин никому и дела нет.

Нет, никакие туристы не слышали их крика, да и вообще никто не слышал.

Минуты проходили и складывались в часы.

— Если бы я хоть дома предупредила, что иду в развалины! Они пришли бы сюда нас искать…

Ева-Лотта закрыла лицо руками. Калле проглотил комок в горле и поднялся с пола. Он не мог больше сидеть сложа руки и смотреть на Еву-Лотту. Дверь! Нельзя ли выломать дверь? Достаточно было одного взгляда, чтобы понять всю бессмысленность этого предположения…

Калле наклонился: на земле возле лестницы что-то лежало. Карманный фонарик дяди Эйнара! Он его забыл! Вот это повезло! Теперь и ночь не так страшна, не придется до утра сидеть в полном мраке. Можно посветить, если что. Конечно, батарейка долго не протянет, но можно хоть посмотреть, который час. А впрочем, не все ли теперь равно, три часа, четыре или пять… Скоро для них вообще ничего не будет иметь значения.

Калле чувствовал, как в нем растет глухое отчаяние. Он переходил с места на место, «угнетаемый мрачными мыслями», как обычно пишут в книгах. Все, что угодно, только не сидеть и ждать! Все, что угодно! Уж лучше обследовать темные лабиринты, ведущие в глубь подземелья.