– Идёт! Идёт-идёт-идёт-идёт! – Свисает из окна и втаскивает стремянку. – Цезарь, подсоби. – Вдвоём быстро избавляются от лестницы. Сам спрыгивает обратно и прикрывает окно. Отряхивает брюки, заполошно осматривает комнату. – Так, это на месте, это на месте… Ты – сюда, – тащит Цезаря в угол на стульчик. – Стой и молчи. Да сделай же вид потупее, ты секьюрити!

– Тупее не могу, – отвечает Цезарь. – Я только что Иммануила читал.

– Кого?

– Ты что, забыл Канта?

– Чёрт, ну кто тебя просил! – Юлик в досаде всплёскивает руками, но тут же забывает о Цезаре, подлетает ко мне. – Княжна! Княжна, буже добре… Сюда, пожалуйста, на минутку присядьте.

– Сюда? Куда? Где хочу, там и сижу. Это мой чердак.

– Княжна, милосердия, милосердия прошу! У вашей руки, – он с размаху падает на колени. – Раб, раб ваш буду, пыль у ног лобызать за честь почту! Не откажите!..

– Да чего ты от меня хочешь?

– За стол, вот сюда. Сидите. А спрашивать стану – отвечайте.

– Ты что, хочешь, чтобы я была тебе секретаршей? Я – тебе?!

– Княжна, ну зачем же так! – Он морщится, его руки летают, а лицо дёргается, так силится он на нём изобразить всё, что не может сказать. – Княжна! Ну разочек. Пока Яри… пока светлейшего нет, – резко понижает он голос.

– А потом что же, ты будешь меня отправлять на посылки? – Мне смешно. Но надо держать Юлика строго. Дашь ему волю – отобьётся от рук.

– Ах! – Он бледнеет и обмирает. Слушает. Теперь мы все ясно различаем по лестнице шаги. – Княжна! Быстрее, сюда!

Я всё-таки сажусь за стол. Сажусь, но предупреждаю:

– Брату скажу.

– Светлейшая, не губите! – Он бледнеет пуще прежнего, но больше ничего не успевает сказать.

Потому что открывается дверь, и на пороге предстаёт юная дева.

Заглянула робко, но с любопытством. Сначала приоткрылась дверь, появилась голова. Огляделась и улыбнулась, признав Юлика. Потом вошла вся, прикрыла за собой дверь, потупилась от того, что все на неё взирают, но подняла глаза на Юлия, и лицо её стало таким, что сложилось ощущение, будто она сейчас взвизгнет и кинется на шею.

– Юлий Вячеславович, а я к вам. Вы мне визитную карточку дали, помните? В «Радужном лотосе».

– В «Радужном лотосе»? – Юлик позволяет себе подольше задержать на просительнице глаза. – Ах, да! Конечно же! Входите, входите, дорогая. Сейчас вам Славочка чайку согреет…

Я смотрю на Юлика выразительно – если чего и согрею, то точно не чайку. Но дева его спасла:

– Спасибо, не надо.

Села, слегка примяла кругленькой попочкой в юбочке-шотландке краешек дивана.

Надо признать, есть вкус у нашего Юлика. Девочка, конечно, нимфетка, но в ней уже легко угадывается будущее цветение. Ножки в полосатых подспущенных гольфиках. Юбочка кончается там, где началась. Фигурка тонкая, да что там, фигурка – дело десятое, зато какие искры гуляют на дне умных миндалевидных глаз! Девочка – метиска, метиска-азиатка, высокие скулы, глаза – лезвия ятаганов за стёклами очков. А эти полуоткрытые полные губки, этот маленький ротик, белые влажные зубки, хищные зубки… Что и говорить, есть у нашего Юлика вкус.

– Так чего же мы хотим, дорогая? Нас, кстати, как зовут?

– Юля.

– Юля? Какое трогательное совпадение. А лет нам сколько?

– Двадцать один.

– Юля, не стоит обманывать. Вы здесь как у врача.

– Девятнадцать, – вздыхает тихо.

– Ну вот, похоже на правду. И чего мы от жизни хотим, Юленька? Счастья?

Она быстро кивнула, не сводя с Юлика восторженных глаз.

– Милочка, но разве вам его не хватает? Да на вас стоит только взглянуть, чтобы поверить, что оно в жизни есть!

Юля зарделась.

– Как говорит Ярослав Всеволодович, счастье – это причина бытия. Цезя! Подай пятую книгу.

– Я читала, – скромно потупилась Юля.

– Читали? – изумился Юлик, будто не мог предположить, что она это умеет. – Хорошо. Цезя, третий том, пожалуйста.

– И эту читала, – кивнула Юля.

– Неужели? Ну хорошо. А восьмой? Це…

– Я все книги прочла.

– Юленька! Юлия Богдановна! Вы меня покоряете! Чего же вы хотите тогда?

– Сертификат.

– Сертификат?

– Ага. На счастливую жизнь.

– На какой срок? Пять лет? Десять?

– Пожизненный. С гарантией.

Цезарь крякнул. Я уткнулась в монитор, чтобы не рассмеяться, прикрыла лицо косами. Юлик застыл, не зная, как отразить всё изумление на своём лице. Даже руки его в растерянности замерли.

– Юленька, вы знаете, сколько это будет стоить?

– Я принесла. Только, пожалуйста, с отражением.

– С отражением вам не надо. С отражением – это для стариков. В вас прошлого ещё нет.

– А будущее? Я хочу хорошее будущее.

– А, это пожалуйста. Цезарь, зеркало!

Из-за рояля выкатилась большая рама, прикрытая чёрной тканью. Юлик задёрнул окна, стало сумрачно, после чего взял девушку за руку и проникновенно посмотрел в глаза. Девушка, видимо, попалась крепкая: взгляд у Юлика жёсткий, а руки холодные. А она только смеётся.

– Ну, Юленька, держитесь. Что вы увидите, никто не знает. Но помните: если что-то пойдёт не так, мы это поправим. Цезарь, открывай!

Ткань слетела, и мы вытянули шеи, чтобы разглядеть отражение. Но гладь оставалась тёмной и пустой. Без отражения совсем. Только потом, потихоньку, озаряясь изнутри, будто включался монитор, стала проступать всё та же Юля, разве что лет на десять постарше. Нет спущенных гольфов и юбочки-растопырки, нет подростковой угловатости, а есть дева в расцвете своей красоты. Лицо серьёзное, азиатски-неприступное, царственно-горделивое, и только по-прежнему хитрой искрой светятся за очками умные, вдумчивые глаза.

А ещё уши. Над головой отражения проступали лисьи уши, нарисованные карандашом. А из-за спины – кончик хвоста.

– Ня! – Юля взвизгнула и прыгнула Юлику на шею. – Кавай! – и больше ничего не могла от восторга сказать. Так впёрли её эти уши. И хвост, конечно, куда без хвоста. – Спасибо, спасибо, спасибо! – Она поцеловала его в обе щеки. – И вам, – кинулась к Цезарю. – И вам! – прыгнула было ко мне, но я отпрянула к стене, и она отступилась.

– Рад, рад. – Юлик стоял смущённый. – Теперь сертификат. Славочка, наберёшь?

– Фамилия какая? – бросаю как можно более противным голосом. Настоящая секретарша.

– Федотова.

– Данный сертификат на имя Федотовой Юлии Богдановны подтверждает, что счастье есть. Выдан на всю жизнь. Качество гарантировано, – зачитала я с распечатанного листа. – Юлий Вячеславович, распишитесь.