– Папа, пойдем, – крикнул Калле, болтаясь на прыгунке, – ехать пора!

Что у них тут стряслось за полчаса? Разбойниковы оказались настолько круче всех, что остальной разбойный люд взбунтовался? Почему Карло перешел в открытое наступление?

– Девочки, стойте где стоите, – Хильда свесилась из кабины, не снимая ноги с педали газа и одной рукой держась за руль. Она не успела даже переодеться.

Скандал набирал обороты. Гул уже перешел в рев. Разбойники принялись доставать из-за поясов ножи. Бешеный Карло принял решение сматываться.

– Посмейте только! – взревел он, в несколько прыжков оказавшись рядом с разбоймобилем. – Рискните здоровьем, слабаки! Жалкие трусы!

Он схватился за оставленный Калле прыгунок и вскочил на переднее сиденье. Калле втянул его вместе с прыгунком в кабину. Передняя дверь захлопнулась, но изнутри все еще доносился атаманский рев:

– Дилетанты! Сосунки!

Разбоймобиль подъехал к нам, задняя дверь распахнулась, Карло не умолкал:

– Пираты из лего и то страшнее вас!

В мгновение ока Золотко схватил меня за футболку и втащил внутрь. Хели запрыгнула сама, ей помощь была не нужна.

– Пристегните ремни, сейчас посмотрим, на что способна эта машина! – с жаром крикнула Хильда. В свете предстоящей гонки ее, похоже, совсем не расстраивал пропущенный финал. – И держите кулаки, чтобы нам не встретилась полиция или камеры!

– Направо, Хильда, направо! – закричали мы с Хели, но разбоймобиль уже свернул влево.

Мы с ревом и проклятиями пронеслись мимо заправки, в дверях которой как раз стоял мой отец (видимо, он уже доел мороженое). При виде нас он изменился в лице и, едва не споткнувшись, бросился к своей машине. Боже. Только этого не хватало.

– Ну, теперь у нас на хвосте Вильины родичи, полиция и половина всех разбойников Финляндии, – резюмировала Хели, доставая из бокового кармана атлас. – Бодренько.

– Посмотри укрытия, на «у», – бросила Хильда. – В пределах ста километров, подальше от основной трассы.

– Уже, – ответила Хели.

– Разрешите доложить: на хвосте у нас только Вильин отец и полиция, – с довольным видом сообщил Калле. – С праздника никто не уедет дальше стадиона. У них у всех дырки в колесах.

Хели, не отрываясь от карты, подняла ладонь, и Калле хлопнул по ней что есть силы.

– Мальчик мой! – возопил Карло. – Ты просто вандал! Это настоящее преступление века!

Он схватился за сердце и повернулся к Хильде:

– Наш малыш Калле уже совсем большой! Скоро наши дети пересядут в собственные разбоймобили, а нам останется только читать про них в газетах!

– А все-таки я бы лучше выиграл этот ОСБ, – тихонько проговорил Калле.

– Давай сначала разберемся с тем, что есть, – процедила Хильда сквозь зубы. – Держитесь крепче.

Разбоймобиль, мотнув задом, вылетел на трассу. Издалека донесся рев полицейской сирены.

– Вам не понравится то, что я сейчас скажу, – объявила Хели. – Ближайшее убежище – у Кайи. Следующее на пятьдесят километров севернее, и туда ведут только шоссейки.

Наступила тишина. Все думали.

– Валяй к Кайе, – решил наконец Карло. – Небось не выгонит.

Хильда прибавила скорости, хотя, казалось, быстрее было уже некуда.

– А что случилось-то? – спросила наконец Хели. – Конкурс накрылся? Калле все-таки вышел в финал?

– Вышел-вышел, – отозвался Калле. – У меня как раз было время опробовать новый нож, пока они выбирали финалистов из отборочного тура и жмотились за каждый балл, несмотря на то что на них уже подали жалобу. Я как чувствовал, что что-нибудь да сорвется. Со мной всегда так: если мне чего-то очень хочется – ни за что не получу. Вот и сейчас так же.

– Так из-за чего разгорелся сыр-бор? – пришлось спросить уже мне.

Калле, конечно, было жаль, но я сгорала от любопытства.

Золотко грустно покачал головой.

– Похове, фто ив-ва меня. Тофьнее, ив-ва мыфьих пуков. Но я не виноват. Оно фамо так выфло. Эти ковобки такие поховые!

– Мышьи пуки, – мрачно проговорил Карло. – Никакой от них пользы, кроме вреда.

Я начала истерически хихикать. Тут и так сплошные нервы, а они еще несут какой-то бред!

– А я говорила, бросьте эту коробку в огонь, – так же мрачно заметила Хильда. – Теперь убедились?

– Вы о чем? – я вытерла слезы, давясь смехом.

– Покажи ей, – велела Хели Питу.

Золотко достал с верхней полки серую картонную коробку, ту самую, с которой он ушел в продуктовую палатку, и протянул ее мне.

– Мыфьи пуки. Как вынефь, так и сгинефь, фваву фум-гам.

Я взяла коробку и заглянула внутрь. В коробке были сотенные и пятидесятиевровые купюры. В больших пачках, перевязанные красными аптечными резинками. Пачки толщиной с мою руку. Десятки тысяч евро. Может, даже сотня.

– Ваньфе на них был такой мувык, – поучительным тоном сказал Золотко и вынул из пачки одну купюру. – Ефли бумафку фловыть пополам, ухо у него пвевваффялофь в мыфь. Мы ваввлекалифь этим долгими вимними вефевами. Но эти так халтувно фделаны, фто даве мыфь не выходит.

– Для растопки мышьи пуки хороши, – заметил Карло. – Хотя картонные коробки все равно лучше.

– Мы как-то ночевали в заброшенном доме, – вспомнив это, Калле немного просветлел. – Они там лежали на чердаке под старым покрывалом, мы и решили их забрать. Но неприятностей от них и правда больше, чем пользы.

– С мыфьими пуками вефьно одно и то ве, – буркнул Золотко. – Я думал, фто это ковобка ф моделью, и давай копатьфя в ней пви вфём фефтном наводе. Модель-то у меня тове в бумафках левала, фтобы не пололомалафь или фто. Ну а потом пава этих пафек вовьми да вывалифь на пефок, тут вфё и нафялофь. Как обыфьно.

– Бестолочи, – подхватил Бешеный Карло. – Потребовали, чтоб мы с ними поделились. Дескать, это нечестно, что нам так везет, а они, бедняги, ходят голодные. А я им сказал, что мы попрошайкам не подаем, пускай сами достают. Мы не благотворительная организация.

Хели зашлась хохотом и смеялась так, что слезы покатились из глаз. Чувство юмора у нее было своеобразное.

– Нет, мы не она, – выговорила она, прохохотавшись. – Не благотворительная. Мы гадко-, мерзко-, отвратительнотворительная!

Мы повернули на грунтовку, ведущую к Кайе, ровно в тот момент, когда нам навстречу пронеслась стая полицейских машин. Они ехали в противоположную сторону, на праздник лета.