Арун все еще терзался своей опрометчиво выданной тайной, тогда как Сона смотрела на него совсем другими глазами. Ее жизнь в печальном вдовьем царстве была схожа с существованием жалкой сухой травинки в выжженной солнцем степи.

Теперь же в жизни Соны вновь появился мужчина, «земной бог женщины», и она отдала свою судьбу в его руки. Девушка знала, что всегда будет помнить о том, что он взял ее в жены без единой рупии приданого. Она не могла принести в дар мужу даже свою девственность.

А еще у нее были острижены волосы, а под кожей проступали ребра, поскольку, как и положено вдовам, Сона ела один раз в день – пресные лепешки или ничем не приправленную чечевицу. Да и этой скудной пищи никогда не было вдоволь.

Арун же впервые ложился с женщиной, для овладения которой ему не был нужен ни опиум, ни мучительные усилия над собой. Он мечтал, как они ночь за ночью станут отдаваться взаимной страсти, не заботясь о том, чем это оплачено и что ждет их впереди, и думая лишь об одном: как продлить эти мгновения до бесконечности!

– Ты рада? – смущенно произнес Арун, взяв жену за руку.

– Да. Теперь у меня есть все.

– Кроме домашнего очага, богиней которого ты должна стать. Я надеюсь, скоро у нас появится и дом, и все остальное.

Сона кивнула. Она ни о чем не расспрашивала, просто смотрела на мужа, всецело доверяя ему. Он был человеком, не только вызволившим ее из пут вдовства, но и принявшим на себя груз ее вины. Ее благодарность была безмерной. Впрочем, как и любовь.

Арун размотал ее сари и перед тем, как перейти к чему-то более интимному, взял лицо Соны в ладони и заглянул в глаза, словно хотел увидеть ее душу. Прочитав там безмолвное согласие, порывисто и крепко прижал девушку к груди.

Сона никогда и ни перед кем не раздевалась полностью, а сейчас на ней не было даже нижней юбки и чоли[46]. Так хотел ее муж, и она покорялась ему. Его ладони двигались по ее коже, будто две лодки по глади воды. Сона впитывала каждое прикосновение Аруна и внимала ему, но не радостно, а испуганно и тревожно. Осознав ее неопытность и почувствовав страх, он исполнился нежности и ласкал ее трепетно, осторожно, почти целомудренно.

Их тела блестели под луной, а в глазах отражался свет далеких звезд. Арун был гибким и сильным, Сона – изящной и хрупкой. Мягкие изгибы ее бедер, ее небольшая, совершенной формы грудь сводили его с ума.

Хотя Сона уже была с мужчиной – со своим старым мужем, почтенным брахманом, пожелавшим молодой плоти, – ей казалось, что все происходит впервые. Ей чудилось, будто жар тела Аруна проникает внутрь, растопляя давний холод и страх.

Сона пыталась противиться нараставшему сладостному ощущению, но после сдалась и растворилась в нем. Арун же боялся потерять, спугнуть этот волшебный миг, бесценность которого он только что осознал. Они льнули не только телом к телу, а и сердцем к сердцу, душой к душе. Она отдалась ему безраздельно, а он получил гораздо больше, чем мог себе представить.

– Прежде ты спала со стариком, а я со старухой, и все же мы сумели сохранить себя друг для друга! – прошептал Арун.

– Когда-нибудь я тоже состарюсь, – заметила Сона.

– Это произойдет нескоро. Впереди у нас целая жизнь! И мы будем стариться вместе, а это совсем другое.

Утром Ратна сразу заметила, как окрепла их связь, и боялась почувствовать себя третьей лишней. Однако Сона вела себя все так же дружелюбно, а Арун по-прежнему называл Ратну сестрой. Они тронулись в путь и за несколько переходов добрались наконец до Хардвара.

Увидев город, вблизи которого Ганг начинает свой путь в гранитных скалах, из хрустального горного потока постепенно превращаясь в могучую темно-серую массу воды, девушка почувствовала, как на ее глазах выступили слезы. Она вернулась в прошлое, к источнику своего счастья и своих бед.

Когда они подошли к дому, где жил Нилам, в душе Ратны всколыхнулась память о первом волшебном чувстве и отдалась в душе резкой болью утраты.

Во дворе какая-то девушка раскладывала на горячих камнях выстиранное белье. Обернувшись на стук калитки, она вопросительно посмотрела на незваных гостей. Ратна обратилась к ней:

– Мы бы хотели видеть Нилама.

– Мой муж в лавке.

У Ратны потемнело в глазах. Это была не столько ревность, сколько осознание того, что она в самом деле умерла для других людей.

Когда человек покидает этот мир, время не останавливается, жизнь по-прежнему течет, и в ней происходят события, не имеющие никакого отношения к тому, кто никогда не вернется обратно. А вот она вернулась и получила доказательство того, что ее больше нет. Ни для Нилама, ни для его жены, которая едва ли вообще слышала о ее существовании.

– В вашем доме есть дети?

– Нет.

– Приезжал ли к вам Амит, старший брат вашего мужа?

– Да, на нашу свадьбу.

– С ребенком?

– С женой.

Поняв, что эта девушка ничего не знает, Ратна направилась к выходу. Сона и Арун молча пошли за ней. Во взоре первой отражалось сочувствие, второй выглядел встревоженным.

– Куда мы теперь? – спросил он, когда они очутились за воротами.

– В лавку.

Ратна была погружена в себя, а Сона втайне радовалась ярким краскам рынка, которые ее ожившая душа не уставала впитывать. Золотые холмы шафрана, звездоподобный анис, животворящий пажитник, полный целебных соков имбирь – все это таило в себе множество оттенков вкуса различной сладости и остроты. Сона охотно скупила бы весь базар и растворилась в магии цветов и запахов. Единственное, что бы она не взяла, так это асафетиду – противоядие от любви.

Ратна вошла в ковровую лавку. Арун и Сона остались снаружи. Когда девушка увидела бывшего возлюбленного, она не испытала ни сожаления, ни горечи; напротив, в ее душе зародился гнев. Ратна предчувствовала, чем обернется этот разговор, потому что давно разгадала натуру Нилама. А он застыл с таким выражением на лице, словно перед ним предстал выходец с того света.

Ратна знала, что она – исхудавшая, с остриженной головой, покрытой краем сари, и острым непримиримым, ожесточенным взглядом запавших глаз – выглядит ужасно, но сейчас это не имело значения.

– Почему ты так смотришь? – резко спросила она. – Ты же знаешь, что я не умерла!

– Да, но ты… ты не можешь здесь находиться! – пробормотал он.

– Меня привела сюда боль, которая не дает мне покоя. Где моя дочь?

– Ты же знаешь, она у Амита.

– Ты видел ее с тех пор, как мы расстались?

– Нет.

– Почему? После женитьбы ты мог бы взять Анилу к себе! Пусть ты забыл обо мне, но как ты мог бросить дочь!

На щеках Нилама вспыхнула краска.