Жгучая ненависть к этому негодяю наконец возобладала над леденящим душу страхом, и Табита вновь дала Ричарду пощечину, с радостью увидев, как исказилось от боли его лицо. Но в следующий миг он схватил ее за плечи и принялся яростно трясти. Табита с размаху ударилась затылком о стену, и от боли все поплыло у нее перед глазами. Она чувствовала, как жадно Ричард целует ее лицо и шею, как просовывает руку под лиф ее платья, но сопротивляться не было сил.

Доминик забеспокоился. Леди Монтекью давно вернулась в зал, а Табиты нигде не было видно. Возможно, тетя отправила девушку в ее комнату. Пробравшись сквозь толпящихся гостей к дверям в дальнем конце зала, он уже хотел выйти, чтобы подняться наверх, но в этот момент кто-то легонько тронул его за локоть. Обернувшись, он увидел служанку.

– Простите, милорд. Пожалуйста, идите за мной.

Когда они вышли в коридор, служанка остановилась и быстро зашептала:

– Милорд, мисс Табите нужна помощь, и я сразу подумала о вас…

– Где она? – перебил ее Доминик.

– Она с молодым хозяином, милорд. Он увел ее в библиотеку. Я видела, как они туда поднимались, прошло уже много времени…

В мгновение ока Доминик оказался у библиотеки. Дверь была заперта, но он одним ударом распахнул ее и ворвался в комнату.

То, что Доминик увидел, привело его в ярость. Он бросился на Ричарда, схватил за плечи и рывком отшвырнул от Табиты с такой силой, что тот растянулся на полу. Доминик подскочил к нему и с угрожающим видом стал дожидаться, когда тот поднимется.

Ричард с опаской встал и принялся отряхивать пыль с сюртука.

– Напрасно ты так разъярился, Хантли. Никакого преступления я не совершил, поцеловал собственную кузину.

– Я же говорил, что с тобой сделаю, если ты ее тронешь хоть пальцем, – перебил его Доминик. – А я человек слова.

Ричард Монтекью был крупным мужчиной, но рыхлым, к тому же не очень ловким. Чего не скажешь о Доминике. Ричард пытался защищаться, однако получал удар за ударом и, отступая, в конце концов уперся спиной в стену.

– Ну как, негодяй, нравится получать по физиономии? – тяжело дыша, спросил Доминик.

Ричард не ответил. Вытер губы тыльной стороной ладони и увидел, что она вся в крови. Последовал еще один удар, который сбил Ричарда с ног. Доминик схватил его за грудки и рывком поднял на ноги.

Тут Доминик сообразил, что пора заняться Табитой, которая сидела на полу у стены, согнув ноги в коленях и уронив голову на сложенные руки. Доминик нанес негодяю последний удар и оставил его валяться на полу.

Поспешив к Табите, Доминик опустился рядом с ней на колени.

– Табби, ты меня слышишь? – ласково спросил он. – Как ты?

Она с трудом подняла голову и тихонько застонала.

Под глазом у нее был синяк, губы разбиты, по щекам текли слезы, а ворот платья был разорван.

Сняв сюртук, Доминик накинул его ей на плечи и, ни слова не говоря, подхватил на руки. Повернувшись к двери, он увидел, что на пороге стоит та самая служанка, которая позвала его.

– Как тебя зовут?

– Верити Поттер, сэр.

– Спасибо тебе, что вовремя позвала меня. Разыщи, пожалуйста, мою мать, леди Хантли, ты ее знаешь?

Верити кивнула.

– Прекрасно. Предупреди ее, что мы немедленно уезжаем и что я буду ждать ее у парадного подъезда. И скажи ей, чтобы никого не извещала о своем отъезде, а ушла незаметно.

Верити вновь кивнула и отправилась выполнять поручение.

Доминик бросил взгляд на Ричарда, с удовлетворением увидел, что тот по-прежнему валяется на полу в полном бесчувствии (не зря у Доминика до сих пор болела правая рука), и вынес Табиту в коридор.

Доминику всегда в душе хотелось ограждать Табиту от всех возможных бед. Сейчас, когда он нес девушку на руках, перепуганную и избитую, уткнувшуюся лицом ему в грудь и тихо плачущую, он испытал новый прилив ярости к ее кузену, как если бы его жертвой стала Люси. Но его волевая и энергичная сестра не была так ранима, как Табита. Люси не знала, что значит настоящий страх.

Табита долгие годы жила со страхом в душе. Двенадцать лет провела в этом доме, и никто не пожалел ее, не защитил от произвола жестокосердной тети и кузена-садиста. Он не забыл тот день, когда сюда приехала недавно осиротевшая, худенькая малышка с огромными испуганными глазами, закутанная в кошмарную траурную одежду. Ребенка заставили носить траур, а леди Монтекью одевала девочку во все черное еще целый год.

Он ни разу не слышал от нее ни единой жалобы. Но когда ей случалось проводить какое-то время у них дома, девочка буквально преображалась, подавленность исчезала, личико озаряла радость. Но с этим покончено навсегда, поклялся себе Доминик.

К тому времени когда он наконец добрался до кареты матери, чем несказанно удивил кучера, который полагал, что хозяин задержится на торжествах допоздна, Табита перестала плакать и затихла у него на руках. Доминик осторожно внес ее в карету, усадил на сиденье, закутал в свой сюртук и только после этого вышел, чтобы дождаться леди Хантли.

Голова раскалывалась от боли, и Табита в полном изнеможении положила ее на спинку сиденья. Перед глазами все по-прежнему плыло и кружилось. Заслышав приглушенные голоса Доминика и его матери, Табита замерла от страха.

Она благодарила Бога за то, что Доминик спас ее от Ричарда, но понимала, что, если покинет Роксли, ей не избежать еще больших бед. Амелия наверняка ей поможет, даже тетя Монтекью не потерпит того, что позволил себе Ричард. Надо сказать об этом Доминику и леди Хантли. Но девушка не в силах была даже пошевелиться.

В карету села леди Хантли, а вслед за ней и Доминик.

– Бедное дитя, – проговорила графиня, садясь рядом с девушкой и беря ее ледяные руки в свои. – Доминик мне все рассказал. Он правильно поступил, что забрал тебя из Роксли.

Табита услышала, как захрустел под колесами гравий, и карета медленно тронулась с места.

– Не знаю, следовало ли мне уезжать оттуда, – едва слышно прошептала Табита. – Вы очень добры ко мне, но боюсь, как бы тетя Монтекью…

– Пусть твоя тетя Монтекью катится ко всем чертям! – взорвался Доминик. – Ей там самое место! Ей и этому выродку, ее сыну!

– Доминик! – воскликнула леди Хантли. – Ты не должен так говорить при Табите.

– Уверен, Табита со мной во многом согласна! – Он повернулся к девушке, и выражение его лица сразу смягчилось. – Табби, – продолжил он ласково, – я не хочу, чтобы ты снова оказалась в руках твоей тети и Ричарда. Ты не вернешься к ним. Никогда. Будешь жить у нас. Видит Бог, я давно этого хотел. Если бы я не увлекся романтикой военных походов…

– Господи, Доминик, подумай, что говоришь, – вздохнула Табита. – Они не допустят этого.