мои пальцы, угрожая. – Клянусь Богом, я перекину тебя через плечо, если ты устроишь сцену.

Я спускаюсь за ним по лестнице, мне приходится почти бежать трусцой, чтобы поспевать за его широкими шагами.

— Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я, пока ищу охранника.

— На улицу. – Это единственное объяснение, которое я получаю.

— Я буду звать на помощь, – предупреждаю я Люциана, не уверенная, поможет ли это вообще. Осмелятся ли они пойти против его желаний?

— Попробуй, – говорит Люциан, его голос полон уверенности. – Они вмешаются только после того, как я убью тебя.

— Только после того? – Слова вырываются у меня, когда страх пронизывает меня насквозь. – Значит, ты можешь сделать со мной все, что угодно, и они тебя не остановят? – Мое дыхание начинает учащаться. – Боже. – Я вырываюсь из объятий Люциана. – Отпусти! – Я останавливаюсь, пытаясь вырвать свою руку из его.

— Христос всемогущий! – рявкает он, а затем поворачивается ко мне. Люциан хватает меня за бока, и в следующее мгновение перекидывает меня через свое плечо, как будто я ничего не вешу. Я испускаю испуганный вскрик, который он игнорирует, поскольку снова начинает идти, выходя через боковые двери.

Я начинаю колотить кулаками по его спине.

— Отпусти меня! Ты не можешь этого сделать.

Шлепок по заднице заставляет мои глаза расшириться, и у меня вырывается вздох. Ошеломленная, я повисаю на плече Люциана, пока он несет меня прочь из замка. Когда мы добираемся до тайного сада, он опускает меня вниз по передней части тела, пока мои ноги не касаются земли. Я спотыкаюсь, но тут Люциан хватает меня за плечи.

С моим прерывистым дыханием и волосами, падающими на лицо, я пристально смотрю на Люциана.

— Какого черта, по-твоему, ты делаешь?

— Было ясно, что это единственный способ привлечь твое внимание, – говорит он, черты его лица еще темнее, чем когда я открывала дверь.

— Мое внимание? Ради чего? – Я делаю шаг назад, но мои икры ударяются о мраморный бортик фонтана.

— Ради этого, – рявкает он, а затем делает шаг вперед, и то скудное пространство, которое мне удалось создать между нами, исчезает с одним его шагом. Его правая рука взлетает вверх, обхватывая мой затылок, и прежде, чем я успеваю осознать, что происходит, губы Люциана прижимаются к моим.

Я замираю, ошеломленная до безумия.

Он входит в мой рот без каких-либо усилий, а затем нежно касается моего языка.

Мой шок превращается в замешательство, которое в считанные секунды сменяется чувством подавленности.

Рык вырывается у Люциана, и мне каким-то образом удается поднять руки к его твердой груди. Я хочу оттолкнуть его, разорвать поцелуй, но мои руки не слушаются.

Левая рука Люциана находит мою щеку, а затем он заставляет мою голову наклониться туда, куда он хочет, углубляя поцелуй. Поцелуй становится голодным, поскольку он, кажется, теряет контроль, и вскоре я с трудом могу дышать из-за нападения на мой рот.

У меня вырывается всхлип, и я не уверена, почему издала этот звук.

Я не хочу этого.

И все же я ничего не делаю, чтобы отбиться от него.

Это просто еще одна вещь, которую у меня отняли.

Но все же я не могу отрицать трепет в животе и учащенное сердцебиение. И это не потому, что я его боюсь. Это потому, что это лучший поцелуй, который у меня когда-либо был.

Губы Люциана ласкают мои, его язык сильно поглаживает, его зубы покусывают, требуя, заявляя права.

Боже, это... мощно... опьяняюще... потрясающе.

Там, где я никогда не могла мысленно убежать от домогательств Данте, я обнаруживаю, что мой разум легко затуманивается. Такое чувство, что я поглощена Люцианом. Его сила поглощает меня. Его мужественность одурманивает меня. Его рот требует, чтобы я сосредоточилась только на том, что он заставляет меня чувствовать.

Если к Данте я испытывала только отвращение, то к Люциану – это полная противоположность. Даже Альфонсо не заставлял меня чувствовать себя так… загипнотизировано.

Каждая моя клеточка сосредоточена на Люциане. Моя кровь быстрее бежит по венам, и не успеваю я опомниться, как целую его в ответ. Я сдаюсь, даже не пытаясь сопротивляться.

Я ощущаю вкус мяты на его языке. Я чувствую его теплое дыхание на своей коже. Его руки обнимают меня так крепко, что кажется, он никогда не отпустит.

Боже, Боже. Боже.

Что это?

Мое тело прижимается к нему, и мои руки поднимаются к его шее, мои пальцы пытаются запомнить ощущение его кожи. Моя грудь прижимаются к его твердой груди, пока мой язык смакует его вкус.

У меня вырывается еще один всхлип, но для моих ушей он звучит по-другому. В этом нет никакой паники. Только нужда.

Так же быстро, как Люциан вторгся в мой рот, он отпускает меня, и в следующую секунду я наполняюсь ощущением потери его поцелуя и тела, когда он отходит на безопасное расстояние.

Мои глаза расширяются, а руки безвольно опускаются по бокам.

Я встречаюсь с горящими глазами, его грудь поднимается и опускается от глубоких вдохов, которые он делает. Он поднимает руку к подбородку, а затем проводит большим пальцем по нижней губе.

А потом реальность возвращается, и мое сердце падает на землю с того места, где оно парило в небесах.

Я думала, что уже испытывала страх раньше. Я была неправа. Я начинаю неудержимо дрожать, и тепло покидает мое тело, наполняя льдом.

Не потому, что Люциан может причинить мне физическую боль, а потому, что он может сделать то, чего никогда не смог бы Данте – Люциан может убить мою душу. Он может лишить меня моих мечтаний. Он может сделать меня пленницей, и я боюсь, что не захочу сбежать от него.

_______________________________________________

ЛЮЦИАН

Матерь Божья.

Последние три дня я медленно сходил с ума. Мои мысли были поглощены Еленой. Мои глаза постоянно искали ее. Но Елена пряталась от меня, никогда не выходя из своих апартаментов.

Понимая, что у меня мало времени, я знал, что для меня есть только один способ быть уверенным. Поэтому я вытащил ее из комнаты и, как гребаный пещерный человек, понес в сад, который она так любит.

А потом я, черт возьми, поцеловал ее.

Я думал, это поможет мне покончить с ней. Я думал, что это будет то же самое, что целовать любую другую неопытную девушку – неинтересно и безвкусно, – и я, наконец, преодолею свою одержимость ею.

Но