поддернув рукава рубахи и вооружившись кочергой, полез в топку.

Ф-фух – оттуда в комнату налетело жирной черной сажи.

– Ты что творишь, ирод! – немедленно набросилась на него тетка Валя. – Криворукая сто лет дымоход не чистила, и ты еще тут пылишь!

– Надо же глянуть, что жахнуло, – пояснил Сергей, шаря вслепую.

– Мозги вон у нее жахнули, до сих пор трясется. – Тетка Валя принялась поднимать ненавистную соседку. – Иди, недотыка, у меня в светелке поспишь, тут дышать нечем.

Ворча и ругаясь, она увела Аркадьевну на свою половину. Было слышно, как она ворочает ее и скандалит, укладывая.

«А ведь права тетка-то, я и не помню, когда Аркадьевна последний раз дрова покупала, – думал Акимов, продолжая орудовать в жерле потухшего вулкана. – Она же странненькая: выйдет на улицу, поморгает на солнце, полешко схватит – и снова в нору, крючки свои переписывать. И что же это так знатно грохнуло, вся сажа с дымохода осыпалась… и как бы не трещина вот».

Ему послышался какой-то металлический звук, он осторожно подвинул кочергу на прежнее место, ощупывая содержимое топки. И снова скрежет. Оглядевшись, Сергей завладел хозяйской керосинкой, затеплил ее, поднес к открытой дверце и вскоре, орудуя кочергой, вытащил к свету развороченную взрывом жестянку, выкрашенную в красный цвет. От жара краска оплавилась, но все-таки можно было разглядеть трафаретные буковки: «ПСЖ» и «НКПС».

«Петарда сигнальная, железнодорожная, Народный комиссариат путей сообщения… Лиза! Лизаветой Денискину зазнобу звали… при чем тут Лиза? Да петарда железнодорожная, вот при чем. На ремне у Дениски пустая коробка осталась, и ни одной петардочки… вот это номер, блин горелый. Но что за детская выходка? Петарда в дровах?»

И снова, как с именем Денискиной Лизы, внезапно в памяти вспыхнуло: с месяц, чтобы не соврать, назад тетка Валя отстегала крапивой по ногам Светку Приходько, когда она, не удержавшись, порядочно погрызла-пощипала ей красную смородину. А потом надавала по шее Саньке, который пришел за сестру скандалить, а потом грозился, что она попомнит еще.

Сергей, укладывая в голове масштаб произошедшего, вытирал руки подобранным у печки листком бумаги. И снова как ошпарило: в глаза бросилась знакомая галка, криво начерченная химическим карандашом поперек листка, целая галчиха – жирная, наглая. Он, едва сдержавшись, смял листок и бросил в печь.

Ну, довольно, товарищи. Шутки кончились.

* * *

Письменная по математике: скрипят перья, ерзают задницы. Санька напортачил что-то в задачке, ответ никак не сходился, а тут еще, как назло, шнурок поганый развязался на ботинке. Приходько нервно дергался и сучил ногой, пытаясь выловить ошибку, и тут в коридоре послышались быстрые, решительные, незнакомые шаги.

Дверь распахнулась, все встали, грохнув партами – вошел непривычно суровый директор Петр Николаевич, а с ним – с каменным лицом – лейтенант Акимов.

Директор лязгнул:

– Приходько, на выход.

Санька растерянно встал, бестолково завозился с тетрадями, перьями, линейками. Петр Николаевич поторопил:

– Поворачивайся. И учебники бери с собой.

Все задергались: что случилось? С вещами на выход?

Акимов молчал, глядя в сторону, катая желваки. Санька, сдерживая трясущиеся руки, собрал учебники, сложил в ранец и побрел, волоча по полу развязавшиеся шнурки, к двери. Учительница Софья Павловна ошеломленно протирала стекла пенсне.

Плотно прикрыв дверь в кабинет, Петр Николаевич пригласил Акимова за стол:

– Прошу вас, товарищ лейтенант. Только вот… все-таки ему еще четырнадцати нет.

– Товарищ директор, – официально начал Палыч, – у нас за кражи с двенадцати лет можно привлекать по-взрослому к уголовному суду с применением всех мер наказания во взрослых судах.

По худющему Санькиному хребту прошла крупная оторопь: «Что? Опять?» Он выпрямился, готовый к любой судьбе.

– Тогда начинайте допрос. Где расписаться?

Выяснив, что и без того было известно – фамилия, имя, отчество, год, число, месяц рождения и прочее, – Акимов, поиграв желваками, полюбовавшись исподлобья на бледного и гордого Саньку, заявил в лоб:

– Расскажите о том, зачем и как вы поместили взрывчатое вещество в дрова, принадлежащие гражданке Берестовой Валентине Ивановне.

Удар был под дых: Санькины глаза вылезли из орбит, как у рака:

– Что-о?! Какого…

– …отдельно советую рассказать, откуда у вас взялись петарды сигнальные железнодорожные, которые предназначены только для служебного пользования путевыми обходчиками.

Санька, который, разумеется, слышал про убитого путейца, моментально все понял. Спесь с него слетела, он чуть не заскулил, переводя затравленный взгляд с директора на лейтенанта и обратно:

– Я не знаю ничего… почему я-то сразу?

– Потому! – рявкнул Акимов, стукнув по столу. – Перешел от краж к террору? Перераспределять справедливость, анархист хренов!

– Сергей Павлович, я прошу вас, – вмешался побледневший Петр Николаевич. – Приходько, в твоих же интересах, как сознательного пионера и начальника штаба, ответить на вопросы товарища лейтенанта. По сути.

– Я не знаю, что отвечать!

Акимов снова треснул кулаком, с грохотом отодвинув стул, встал:

– Брешешь! Не ты, значит, подбивал детей чужие яблоки воровать? Не ты перераспределением собственности занимался? И глупыми пустыми листовками стены не поганил? И сходки подпольные не ты устраивал в тире? Девчонок мелких посылал по району «кулаков» подсчитывать? Мерзавец, еще врет в глаза!

– Сергей Павлович, прошу сердечно… – пролепетал директор.

Санька побелел, как стена, захлопал открытым ртом, стал заикаться:

– А-а… к-как…

– А т-так! – передразнил его Сергей. – На всякую хитрую морду намордник найдется! С месяц назад все слышали, как ты грозился тетке Вале страшными карами – ну, давай, соври, что нет.

– Она Светку крапивой отстегала! Что мне, смотреть надо было?

– Светка в чужую смородину влезла!

– Голодная была!

– А пойти попросить – корона свалится?

Так они перелаивались несколько минут, Петр Николаевич, отчаявшись повлиять на происходящее, сидел, закрыв рукой лицо.

– Все, лопнуло мое терпение, – заявил Акимов, внезапно спокойно и деловито. – Собирайся, переночуешь в отделении, а завтра в нарсуд.

Санька взвыл:

– Да за что меня-то?! Петр Николаевич, ну скажите ему!

– Что сказать? – глухо, из-за ладони отозвался директор. – Что сказать, Александр?

– Я скажу, изволь, – с угрозой вызвался лейтенант. – Петарда, которую ты слепой бабке в дрова подложил, похищена у убитого путевого обходчика. Откуда они у тебя? Вопрос понятен?

– Нет! – заверещал Санька, зажмурившись. – Непонятно! Это не я! Я не убивал!

– Петарды откуда? С мертвого снял?

– Не знаю никаких петард!

Петр Николаевич наконец отнял ладонь от лица, встал, подошел к Саньке:

– А ну, посмотри на меня.

Санька с детской готовностью уставился на директора, тот с минуту вглядывался в испуганные глаза тарелками, потом повернулся к Акимову:

– Товарищ лейтенант, как педагог, давно знающий учащегося Приходько, готов согласиться с тем, что он может совершить некоторую каверзу по недомыслию или неосторожности…

– Ах, по неосторожности. Как же, понимаю, – едко отозвался Акимов.

– …но по своему характеру он