Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посовещавшись, ребята решили, что группа самых крепких спортсменов не мешкая пойдет в горы, и уже спустя час после неутешительного сообщения по радио Сербино, Туркатти и Маспонс поднимались по склону, провожаемые встревоженными взглядами товарищей.
Канесса и Фито Штраух вернулись к телу, которое разделывали накануне, и срезали с кости несколько кусков мяса. Вчерашние порции давно были съедены. Высушенное на ветру и морозе мясо легче глоталось. Узнав, что спасатели не придут, многие из тех, кто в первый раз не отважился на каннибализм, теперь сделали это — сначала Паррадо, затем, с огромным трудом поборов отвращение, Даниэль Фернандес. Парни один за другим заставляли себя брать в руки и глотать плоть своих друзей. Для одних это было лишь неприятной необходимостью, для других — итогом тяжелого поединка совести с разумом.
Лилиана и Хавьер Метоль, Коче Инсиарте и Панчо Дельгадо так и не смогли перебороть себя. Марсело Перес, после долгих колебаний отважившийся пополнить свой рацион человечиной, использовал весь свой авторитет, чтобы уговорить других смириться с неизбежным, но его слова не возымели такого же действия, как короткое высказывание Педро Альгорты. Он был одним из тех двух неряшливо одетых молодых людей в аэропорту, которые стремились всем своим обликом выразить презрение к буржуазным ценностям ровесников. При падении самолета Педро получил травму головы и напрочь забыл все, что с ним происходило накануне. Юноша молча наблюдал за тем, как Канесса и Фито Штраух разрезают мясо, пока они не предложили ему ломтик. Он взял его и проглотил, после чего сказал:
— Это как причастие. Когда Христос умер, он отдал нам свое тело, чтобы мы обрели жизнь духовную. Мой друг тоже отдал нам свое тело, чтобы мы имели жизнь плотскую.
Именно с этой мыслью Коче Инсиарте и Панчо Дельгадо впервые попробовали человеческое мясо, а Марсело взял на вооружение идею о причастии и с ее помощью убеждал сомневающихся сделать решительный шаг, который, как ему верилось, поможет им избежать голодной смерти. Один за другим парни сдавались под нажимом Марсело, и только супруги Метоль не решались примкнуть к их рядам.
Теперь, когда ребята приняли как данность, что их жизнь будет зависеть от мертвых товарищей, самым крепким юношам было поручено засыпать трупы снегом. В это время слабые и раненые сидели в креслах, подставив под солнечные лучи алюминиевые емкости для растапливания снега, и собирали драгоценные капли воды в бутылки из-под вина. Остальные наводили порядок в салоне. Канесса, подготовив достаточное на ближайшее время количество мяса, сделал обход раненых и остался доволен результатами. Почти все поверхностные раны постепенно заживали, и ни у кого не обнаружилось признаков инфекции. Отечность в местах переломов уменьшалась. Альваро Манхино и Панчо Дельгадо, несмотря на сильную боль, уже могли самостоятельно ходить, прихрамывая, вокруг самолета. Артуро Ногейра ходить не мог — снаружи он передвигался ползком. Состояние ноги Рафаэля Эчаваррена становилось все более угрожающим: появились первые симптомы гангрены.
Энрике Платеро, из живота которого вытащили стальную трубку, сказал Канессе, что чувствует себя прекрасно, вот только странный выступ на поверхности раны так никуда и не делся. Доктор осторожно развязал футболку, по-прежнему служившую Платеро повязкой, и подтвердил наблюдения своего пациента. Рана заживала быстро, но из-под кожи действительно что-то выдавалось. Часть выступа высохла, и Канесса предложил Платеро обрезать отмершие ткани, чтобы оставшуюся часть внутренностей было легче вдавить в живот.
— А что это такое? — спросил Энрике.
Канесса пожал плечами.
— Не знаю. Может быть, часть слизистой желудка. Если же это часть кишечника и я ее разрежу, у тебя будут большие проблемы: начнется перитонит.
— Делай, что считаешь нужным, — без колебаний ответил Платеро и лег на подвешенную к потолку дверь.
Канесса начал готовиться к операции. Вместо скальпеля он мог использовать лишь осколок стекла или бритвенное лезвие. Стерилизатором служил морозный воздух Анд. Канесса обеззаразил рану одеколоном, а затем осторожно срезал стеклом тонкий слой отмершей ткани. Платеро ничего не почувствовал, но выступ все равно не ушел под кожу. С еще большей осторожностью Канесса срезал новый слой, совсем рядом с живой плотью. Он отчаянно боялся того, что в любой миг может поранить кишечник, но, к счастью, его действия не причинили Платеро вреда. Хирург легонько надавил пальцем на выступ, и тот наконец втянулся внутрь живота.
— Хочешь, я тебя заштопаю? — спросил Канесса. — Но учти: у меня тут нет хирургической нити.
— Не беспокойся, — сказал Платеро.
Он приподнялся на локте и посмотрел на свой живот.
— Ты перевяжи меня, и я буду в норме.
Канесса плотно перевязал рану пациента футболкой. Платеро спрыгнул на пол и весело проговорил:
— Теперь я могу отправляться в экспедицию. А когда вернемся в Монтевидео, сделаю тебя своим личным доктором. Лучшего я вряд ли найду.
Карлитос Паэс вслед за Густаво Николичем писал родителям и сестрам. Еще одно письмо он написал бабушке.
Ты и представить себе не можешь, как часто я о тебе думаю, ведь я так сильно тебя люблю! Просто обожаю! В своей жизни ты перенесла столько страданий, что мне даже страшно подумать, как ты справляешься с этим новым ударом судьбы! Милая бабуля, ты многому научила меня, но самое главное — ты научила меня верить в Бога. Сейчас моя вера крепка как никогда… Знай: ты самая добрая бабушка на свете и, пока я жив, ни на минуту о тебе не забуду.
4
Сербино, Туркатти и Маспонс шли вдоль следа, оставленного фюзеляжем на заснеженном склоне. Через каждые двадцать — двадцать пять шагов они останавливались, чтобы перевести дух и унять сердцебиение. Склон казался вертикальным, и скалолазам приходилось цепляться за снег голыми руками. Ребята покинули самолет в такой спешке, что даже толком не подумали о необходимой для похода экипировке, ограничившись кроссовками и мокасинами, тонкими брюками, рубашками, свитерами и легкими куртками. Парни, как и большинство спортсменов, были достаточно выносливы, но сказывалось то, что последние одиннадцать дней они почти ничего не ели.
Пока они поднимались в гору, солнце светило им в спину и согревало. Сильнее всего страдали ноги: в обувь попадал обжигающе холодный снег. Во второй половине дня отряд добрался до скальных пород. Сербино, заметив, что снег вокруг камней уже начал таять, бросился на землю и стал жадно слизывать капли воды. Камни здесь покрывала другая разновидность лишайников. Сербино наскреб немного в ладонь